Выбрать главу

Матвей еще немного постоял возле мясных прилавков, повозмущался и пошел обследовать базар дальше. В небольшом закоулке он обнаружил два ряда, сплошь, от края до края, заваленные кролями, курами и гусями. Ряды эти вначале Матвею очень понравились: все чистенько, аккуратненько, но когда он узнал цены, так только руками развел. Кроли и гуси не меньше как по пятнадцать рублей, а куры почти по десятке. И ладно бы куры там какие-нибудь особые, а то самые что ни на есть обыкновенные да еще и без лап, и без всяких там потрохов: сердца, печенки, горла. Тетки, видно, себе на суп забирают. Матвей не сдержался и даже поругал одну. Та засмущалась: мол, все так торгуют.

— Разбаловались вы тут, — пригрозил ей на прощанье Матвей и пошел на левую сторону.

Там торговали молоком, сметаною и творогом. Матвей остановился, заглянул в один-два кувшина, удивляясь, что молоко почему-то все больше топленое, потом попробовал у одной женщины щепотку творогу, похвалил, спросил о цене и отправился дальше к медовым рядам. Дома в саду у Матвея стоят три колоды, и кое-что в пчелиных, медовых делах он понимает. Мед был в основном лесной, цветочный, и это Матвею очень понравилось. Цена такая же, как и у них дома — четыре рубля килограмм. Смутил его лишь один не старый еще мужик в офицерской поношенной фуражке. Матвей поглядел на его желтый засахарившийся мед и сразу понял, что без обману здесь не обошлось. Готовясь на базар, мужик для весу порядком подмешал в бочку сахару и крахмалу. Матвей постоял возле него, покачал головой, но не сказал ни слова: раз нет у человека совести, так тут говори не говори — она не появится.

На минуту Матвей задержался возле тетки в белом халате, торговавшей чебуреками. Размахивая двурогой вилкой, она кричала на весь базар:

Чебуречки, прямо с печки, Вкусные, сочные, дальневосточные!

Матвей купил один, но съел только до половины. Несло от него перегоревшим маслом и еще каким-то непонятным козлиным запахом. Да и мясо внутри — настоящим мясом не назовешь, жилы одни да потроха.

Поругав сам себя, что зря перевел пятнадцать копеек, Матвей пошел к средним рядам, которые двумя полукругами располагались в центре зала.

Вот где было на что поглядеть и что купить! Высокими песчаными горами высились на прилавках красный и черный перец, зазывно манили к себе сложенные ровненькими штабелями яблоки, апельсины и еще какие-то южные диковинные фрукты, которых Матвей до этого никогда не видел; тут же стояли целые ящики грецких орехов, чернослива, сушеных груш; а еще много всякой всячины обнаружил он на этих прилавках: длинные губчатые мочалки, какие-то коренья и цветочные семена, мандарины и даже широкие табачные листья.

А народ нет-нет да и подходит то к одним весам, то к другим и заказывает кто килограмм-второй яблок, кто чернослива, а кто и этой самой хурмы. Денежные, должно быть, здесь все-таки живут люди!

На третьем этаже Матвей побыл от силы минут десять. С правой стороны там располагались крохотные промтоварные ларьки. Матвей глядеть их не стал. Не время сейчас заниматься всякими юбками-кофтами. Центральных, самых шумных рядов на третьем этаже вовсе не было, и Матвей сразу проскочил на правую сторону, просторную и светлую. Торговали там цветами, Вот уж что непонятно было Матвею, так непонятно! Ну ладно, торгует человек яблоками, луком или проклятыми этими орехами! Так все-таки польза от них! А тут — цветы! И цена-то какая! Два цветочка — пятерка! Да Матвей, если бы захотел, мог бы привезти этих цветов хоть целый вагон. Летом, конечно, не теперь. Где их среди зимы в черта достанешь?!