Но вскоре, поглядывая из-за прилавка на длинную очередь, Матвей опять заволновался, опять полезли ему в душу разные мысли и сомнения. Коль народ валом валит, то, должно быть, не два рубля цена его луку. И даже не о выручке думалось Матвею, а о том, какой же он все-таки недотепа. Такой лук по рублю головка продавать надо! А по полтора или по два рубля он мог его и у себя дома весною продать. Ведь такого луку по всей деревне ни у кого не уродилось! И нечего было с ним тащиться черт знает куда, за тридевять земель!
Матвей оглянулся по сторонам и опять хотел было сделать ту же самую манипуляцию с полуподвальчиком, как вдруг сзади его объявился Санька. Перешагнув через пустые мешки, он подошел поближе и поинтересовался:
— Как торговля, Калинович!
— Да так себе, — вздохнул Матвей, — по два рубля гоню.
Санька вначале хмыкнул, потом присвистнул и отодвинул Матвея от весов:
— Ну-ка, погоди.
Матвей послушно отошел, чувствуя, что ничего худого сейчас для него Санька не сделает. А тот уже колдовал, распоряжался возле весов. Высыпая лук в сумку низкорослого, не очень бойкого на вид мужика он весело и задорно объявил:
— Два пятьдесят лучок!
От неожиданности мужик поперхнулся на полуслове:
— Как же так?
— А так! — шуманул на него Санька. — Не хочешь — не бери!
Очередь кинулась защищать мужика, помогать ему, на все лады ругала Саньку и заодно, конечно, и Матвея.
— Совести у вас нет!
— Есть! — белозубо хохотнул в ответ Санька. — Луку нет!
Мужик неожиданно для всех оказался не таким уж и тихоней. Деньги за лук он заплатил, но отходить от прилавка никак не хотел и все пугал Саньку:
— Вот приведу сейчас милицию, тогда узнаешь.
— Веди, веди, — не моргнув глазом, ответил Санька. — Твоя как фамилия?
— Моя? — опешил мужик. — Селиванов. А что?
— А ничего. Работаешь где?
— В леспромхозе.
— Так это ты на прошлой неделе Ивану Трофимовичу двадцать кубов леса загнал?
— Какому Ивану Трофимовичу?
— А вот веди милицию, — наседал Санька, — тогда и разберемся.
Мужик пожал плечами, но больше связываться с Санькой не стал, незаметно, бочком нырнул куда-то в толпу.
— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! — по-лошадиному заржал ему вслед Санька и снова заколдовал возле весов.
Слушая всю эту перебранку, Матвей тоже немного опешил. Черт его разберет, Саньку, может, он, и правда, что знает про этого Селиванова. От Саньки всего можно ожидать.
Волновалась и шумела очередь, наверное, еще минут десять. Несколько человек выбрались из нее и исчезли возле других прилавков. Очередь смешалась, укоротилась, но к удивлению и радости Матвея, окончательно не разошлась.
— Вот так и держи, Калинович, — наконец уступил Санька ему место возле прилавка. — Видал, какой, милицией пугать! Я те попугаю!
Матвей, как бы винясь перед очередью, смущенно пожал плечами, мол, не его воля тут распоряжаться, и принялся торговать дальше. Пока отпускал первых трех или четырех покупателей, он успел подсчитать, что убытку теперь у него получается ни мало ни много, а на полсотню. Жалко, конечно, хоть криком кричи. Да что поделаешь?! Теперь, главное, чтоб Санька дома никому не проболтался. А то и от Евдокии достанется, и от мужиков проходу не будет…
К вечеру базар заметно поредел, успокоился. Покупатели к Матвею подходили все реже и реже, и он даже сумел малость посидеть на кем-то оставленном под прилавком ящике. Потом Матвей пересчитал не тронутые еще мешки, прикинул, сколько выручит завтра, если торговля пойдет так же, как и нынче — по два пятьдесят. Получилась хорошая, завидная цифра. Матвей совсем повеселел и с какой-то легкостью и облегчением подумал о пропавших пятидесяти рублях.
В половине седьмого вместе с цыганом опять объявился Санька. Был он заметно навеселе и еще издали принялся командовать:
— Кончай ночевать, Калинович! По домам пора!
— Пора так и пора, — согласился Матвей, но тут же и разволновался: — А как же с мешками?
— Не боись, Калинович, — успокоил его Санька. — Все будет путем.
Он подхватил под мышку весы, рассовал по карманам гири и потащил все это имущество в весовую.
— Вэселый парень, — похвалил его цыган.
— Моряк, — порадовался за Саньку и Матвей.
Они подождали, пока Санька вернется назад, потом сдали оставшиеся мешки в камеру хранения, которую Матвей, обследуя базар, непонятно каким образом проглядел, и налегке вышли на вечерний не слишком морозный воздух.
Жил цыган совсем неподалеку от базара в громадном каменном доме со всякими балкончиками и замысловатыми полукруглыми окнами. Лифтом они поднялись на четвертый этаж. Цыган длинным, похожим на гвоздь ключом открыл дверь и еще с порога крикнул куда-то в ярко освещенные комнатные дебри: