До Чернигова они с Надей ехали поездом. Дальше до Щорса надо было добираться автобусом, а потом пять километров пешком. Но Захарий Степанович еще в Москве решил поехать по-иному. Он повел Надю к Десне на пристань, где в летнее время обычно стояли небольшие катерки и самодельные моторные лодки. На них по Десне и ее притокам приезжали в Чернигов из районных городков и сел дачники и местные жители. Захарий Степанович надеялся, что кто-нибудь будет и с Займища.
Им долго не везло. Лодки и катерки по большей части шли лишь до Седнева или вообще торопились совсем в другую сторону вниз по Десне к Киеву.
Захарий Степанович совсем уже было потерял надежду и хотел возвращаться назад на автобусную станцию, но Надя уговорила его поискать еще немного, и вскоре они действительно все-таки набрели на одного займищанца, высокого худощавого парня в потертых джинсах и выгоревшей цветастой рубашке. Парень быстро согласился довезти Захария Степановича и Надю до Займища. Видно, он соскучился один в поездке и теперь был даже рад попутчикам и особенно, конечно, Наде, у которой тут же забрал рюкзак и начал укладывать его в лодке под сиденьем.
— Ты чей будешь? — поинтересовался Захарий Степанович.
— Григория Полевика внук, — ответил парень. — А вы что, знаете здесь кого?
— Знаю, — вздохнул Захарий Степанович. — Дед-то жив еще?
— Жив.
— А бабка Серафима?
— Бабка нет. Умерла, когда я еще на первом курсе был.
— А-а-а…
Парень завел мотор и начал потихоньку выруливать на середину Десны, о чем-то переговариваясь с Надей.
Чтобы не мешать их разговору, Захарий Степанович перебрался в нос лодки, стал наблюдать, как, обгоняя друг друга, несутся куда-то моторки с веселыми компаниями загорелых ребят и девушек.
Он позавидовал их веселью и молодости и даже расстроился от ненужной, смешной в его возрасте мысли о том, что вот ему в жизни уже никогда не быть таким веселым и беззаботным. А как хотелось бы… хоть немного, хоть на один день…
Потом Захарий Степанович посмотрел на Надю и внука Серафима и расстроился еще больше, вдруг обнаружив, что парень во многом похож на свою бабку, которая когда-то, давным-давно, тоже была такой вот русоволосой, смуглой, с голубыми, половчанскими глазами.
Досталась она Григорию Полевику, а должна была достаться ему, Захарию Степановичу.
Отец решил женить Захарку рано, едва тому исполнилось восемнадцать лет. В хозяйстве нужны были еще одни рабочие руки. Все складывалось для Захарки как нельзя лучше: сватов заслали к Серафиме, с которой они встречались уже почти два года.
Но не о свадьбе, не о земле, обещанной отцом, думал Захарий. Ему хотелось учиться, хотелось в город, на только что открывшийся рабфак.
…Сватанье тогда отгуляли по-деревенски с шумом и гомоном, назначили день свадьбы. Но она так и не состоялась. Через неделю Захарка вдруг уехал — вначале в Чернигов, а потом и дальше, пока не добрался до самой Москвы. Оттуда он написал Серафиме письмо, что, как только устроится на учебу, так сразу вызовет ее к себе.
Ответа от Серафимы он ждал долго, но она то ли не получила его письма, то ли побоялась родительского гнева… А спустя год Захарка вдруг узнал, что она вышла замуж за его лучшего друга Григория Полевика, который, должно быть, простил ей первое неудачное полузамужество.
Захарий Степанович чувствовал, что вспоминать сейчас обо всем этом не надо бы, не надо расстраиваться и печалиться о давно минувшем, о том, чего никогда не вернешь…
Пока ехали по Десне, он еще крепился, гнал от себя непрошеные мысли о своей одинокой жизни, о старости, но как только повернули в устье Снови и знакомые ему с детства пологие берега начали резко сужаться, опять потекли перед глазами у Захария Степановича далекие неповторимые дни.
…Гоняли когда-то деревенские парни по Снови плоты из Елинских лесов до Чернигова. Вечером, когда подплывали к Займищу, разжигали они для своих девчат костры, стараясь, чтобы у каждого костер был самым высоким и ярким. Девчата ждали плотогонов на берегу Снови. Увидев костры, они садились в лодки и осторожно причаливали к медленно двигавшимся по течению плотам.
Григорий, гонявший всегда плоты вместе с Захаркой, тоже зажигал костер, хотя никого у него тогда не было.
— Ты для кого? — допытывался у него Захарка.