– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Отлично. – Кэт решила не вдаваться в подробности. – Просто отлично.
Харрингтон с сомнением хмыкнул: ее ответ не показался ему убедительным.
Кэт поняла: ей все-таки придется кое-что сообщить своему агенту. По крайней мере сказать, что она откажется от книги “Прикосновение Дэнверса”, если издателю не понравятся отснятые ею фотографии.
– Родни? – наконец отважилась Кэт.
– Я уже сижу, – отозвался Харрингтон. – Продолжай.
– Трэвис ушел в плавание. Я вышлю тебе слайды, которые сделала для его книги. Если их будет недостаточно, тебе придется поискать другого фотографа. – Кэт выпалила это на одном дыхании, надеясь успеть сказать все, прежде чем Харрингтон догадается о том, что случилось.
– Послушай, не стоит беспокоиться. Я знаю Дэнверса: он может погорячиться, уйти, но потом все равно вернется.
– Только не в этот раз, – убежденно возразила она.
– Кэт, ты и в самом деле хорошо себя чувствуешь?
– Стремлюсь к этому.
– Хорошо. Я постараюсь подыскать для тебя несколько иностранных заказов. Сегодня утром я звонил Миллеру в Париж и…
– Нет.
– Что? Почему нет? Ты что-то имеешь против французов?
Вцепившись в телефонную трубку, Кэт напряженно думала, что бы соврать своему ангелу. Но Харрингтон, пожалуй, единственный человек в мире, которому следует говорить правду. Он не бросил Кэт в беде, когда она вылезла из моря – обнаженная незнакомка, отчаянно нуждающаяся в участии и утешении. Родни дал ей все это без колебаний, ни о чем не спрашивая, и никогда не требовал ничего взамен.
– Мой доктор велит мне полежать в постели, – сказала она. – Ни о какой работе не может быть и речи.
Ошеломленный, Харрингтон молчал.
– Но это временное явление, – продолжала Кэт. – Я позвоню тебе, как только смогу снова брать работу.
– Кохран, что, черт возьми, происходит?
– Я беременна и хочу сохранить эту беременность.
– Беременна! Боже правый! Какого черта вы с Трэвисом удумали… – Харрингтон внезапно замолчал.
Несмотря на душевную боль, Кэт улыбнулась.
– Не пугайся.
– Я потрясен, а не испуган. Моя реакция связана с тем, что Трэвис буквально помешан на вопросе о нежелательной… э-э-э, то есть…
– Перестань, – оборвала его Кэт. – Не волнуйся. Я была уверена, что бесплодна. Этот ребенок – просто чудо.
– Ничего себе, хорошенькое чудо! В результате этого чуда ты лежишь совершенно беспомощная, хотя тебе в данный момент нужно работать как никогда.
– А никто и не говорит, что чудеса всегда случаются вовремя.
И все-таки Кэт улыбалась. Одна лишь мысль о том, что она беременна, поднимала ей настроение, заставляя восторгаться чудесным даром, растущим в ней. С таким подарком судьбы Кэт была готова вынести все что угодно. Даже богатого ублюдка с бархатистым голосом.
– Дэнверс знает? – спросил Харрингтон.
– Да.
– Тогда почему, ради всех чертей ада, он оставил тебя?
– Спроси у Трэвиса, когда найдешь его, если только это тебе удастся.
– Я спрошу, и он обязательно ответит. А перед этим подумаю, не нанять ли кого-нибудь, чтобы подержал его, пока я буду выбивать из него правду. Никто не смеет так поступить с тобой и спокойно уйти после этого. Никто! Даже мой лучший друг. – Родни раздраженно фыркнул. – Особенно мой лучший друг! Подумать только, а ведь я надеялся, что вы с ним станете… а, проклятие! Прости меня, Кохран. Я уже жалею о том, что задумал книгу об этом сукином сыне по имени Дэнверс.
– Ни о чем не жалей, как не жалею я. Каждый должен хоть раз отдаться во власть бешеной прибойной волны.
Помолчав, Харрингтон спросил:
– Тебе что-нибудь нужно?
– Только чек от “Энергетикс”.
– Вообще-то по этому поводу я и позвонил. Представители “Энергетикc” вызваны в суд по делам о несостоятельности. Они признали себя банкротами и будут выплачивать шесть центов на каждый доллар своих долгов. Как раз сейчас наш адвокат заполняет бланки требований.
При слове “банкроты” Кэт потеряла дар речи.
– Кохран? Ты слушаешь меня?
– Да…
– Ты готова к выставке в Лос-Анджелесе?
– У меня есть партия готовых фотографий, но еще многое предстоит сделать. Мне не хватило времени подобрать для этих фотографий подложки и рамки.
– Ну так позволь это сделать галерее. Им все равно не понравится то, что выбрал художник. – Харрингтон тихо выругался. – Я понимаю, как ты рассчитывала на этот чек от “Энергетикс”.
– Я справлюсь, как всегда.
– Но раньше ты не была беременна. Трэвис, конечно же, должен…
– Нет!
– Тогда я дам тебе… – начал Харрингтон.
– Нет, – снова перебила его Кэт. – Ни Трэвис, ни ты, ни кто-либо другой. Я сама зарабатываю себе на пропитание.
Она произнесла это с такими же раздражением и злостью, как и Трэвис, предлагавший ей чек на миллион долларов.
Содержанка.
Проститутка.
Кэт снова закипела от гнева. Собрав все свои силы, она постаралась сохранить спокойствие. Ведь Родни не сделал ничего такого, за что на него следовало сердиться.
– Но в любом случае спасибо тебе, ангел. Я признательна за твое предложение. А еще больше – за твое беспокойство.
– Поговорим об этом позже, когда почувствуешь себя лучше.
Кэт промолчала.
– Кэти?.. – выдохнул Харрингтон. – Береги себя. Я скоро позвоню тебе.
– Конечно. Пока.
Тишину в комнате нарушали лишь дыхание Кэт да приглушенный шум моря. Опустив голову на подушку, Кэт уставилась на две фотографии в красивых рамках, висевшие на противоположной стене. Ей уже давно хотелось показать эти фотографии Трэвису, но она ждала, пока для них изготовят подходящие подложки и рамки.
И вот теперь все готово. Только нет Трэвиса, он уплыл.
На первой фотографии, увеличенной до реальных размеров, был крупным планом запечатлен Трэвис. Кэт сняла его в тот вечер, когда он вырезал для Джейсона лодку. От изогнутого в виде гусиной шеи светильника падал косой свет, окрашивая волосы Трэвиса в золотистый цвет. Голубовато-зеленые глаза походили на аквамарины. Взгляд выражал энергию, сосредоточенность и ум. Свет омывал руки Трэвиса, подчеркивая силу и оттеняя тонкие шрамы на его длинных пальцах, держащих кусок черного дерева… На поверхности древесины плавными кривыми линиями застыли отблески лучей, отраженных стальным ножом.
Снимок поражал своей реальностью. Кэт казалось, что стоит ей позвать Трэвиса, как он поднимет глаза и улыбнется ей.
Вторая фотография, тоже большая, размером с газетный разворот, была сделана, когда Кэт впервые увидела “Повелительницу ветров”. В тот момент она еще не знала ни названия яхты, ни имени ее создателя. Половину темнеющего неба занимал сияющий диск солнца. Как призрак из легенды черное судно во всей своей неукротимой силе и элегантной красоте вознамерилось проплыть сквозь раскаленный глаз Бога.
Это была одна из лучших работ Кэт, но сейчас она не могла ни с кем разделить удовольствие от созерцания своего шедевра.
Кэт закрыла глаза, но образ летящей сквозь полумрак в надвигающуюся ночь “Повелительницы ветров” преследовал ее.
Она хотела бы возненавидеть Трэвиса, но понимала, что у нее это не получится.
Да, он мог заставить женщину испытать гнев, ярость, бешенство и даже нечто большее. Но ненавидеть его? Нет, этого не будет никогда.
Трэвис создал много прекрасного. Он научил Кэт любви. Он обжигал, как огонь, горящий в холодной ночи. Кэт знала, что играет с огнем, и все же решилась приблизиться к нему. Значит, это ее вина, а не его.
А теперь, когда все было сказано, когда звук последнего слова растаял в воздухе, стало ясно, что Трэвис дал ей красоту, какую суждено познать лишь немногим женщинам. Какое-то время Кэт наслаждалась его свирепым и ласковым огнем и горела вместе с ним. Теперь же огонь отгорел, искры рассеялись по ветру, и у нее не осталось ничего, кроме воспоминаний о тепле… и маленького тлеющего уголька. Этот уголек, тлеющий в Кэт, боролся за свою жизнь. Он должен получить шанс разгореться.