— Конечно, ты выбрала что-то неудобное, — говорю я в экран. — Держу пари, ты сделала это, чтобы быть милой.
Когда в груди начинает гореть от боли её потери, я закрываю ноутбук, потягиваюсь, прежде чем подняться и собрать всё вещи. Единственный человек, присутствующий здесь сегодня, — Джек, я замечаю его профиль, пока он изучает что-то на мониторах компьютеров в своей лаборатории. Его внимание настолько поглощено тем, что он анализирует, что я, вероятно, могла бы просто ускользнуть незамеченой. На самом деле, уверена, что он был бы счастлив, если бы я ушла, не сказав ни слова. Не похоже, чтобы он когда-либо раньше ценил какие-либо попытки простой вежливости. Что ему, вероятно, больше всего не понравилось бы, так это если бы я прервала его веселым «спокойной ночи».
Я закидываю сумку на плечо, натягиваю свою самую сладкую, ослепительную улыбку и марширую в лабораторию, чтобы передать то, что, несомненно, будет самым энергичным прощанием, которое когда-либо получал Джек Соренсен.
— Я ухожу, Джек. Желаю тебе фантастического...
— Доктор Рос, — вмешивается он, его голос теплый и почти... тревожный. Как будто в этих трех слогах звучит тихая нотка трепета. — Входите, пожалуйста.
Моя улыбка увядает. Я не двигаюсь ни на сантиметр.
Мне кажется, что я слышу тихий смешок поверх звука спокойной классической музыки, играющей из динамика на его столе, но не уверена, что мне это не кажется.
— Я не буду кусаться... в этот раз... — говорит Джек, и на его губах появляется едва заметный намек на улыбку, когда он повторяет мои слова. Я колеблюсь ещё мгновение, прежде чем перешагнуть через порог. Взгляд Джека падает на мои швы, пока он встает и засовывает руки в карманы. — Заживает нормально?
Я киваю, делая несколько шагов дальше в тускло освещенную лабораторию.
— У меня был неплохой врач. Он даже не вышил свои инициалы на моей руке.
— Звучит так, будто он профессионал. И до жути красив.
— Ему нравится так думать.
Тишина опускается между нами, как тяжелый занавес в прохладном воздухе. Может быть, Джеку так же странно, как и мне, что он разговаривает, может быть... он просто... флиртует?... как нормальный человек.
— Чайковский? — спрашиваю я, кивая в сторону динамика.
В глазах Джека может быть промелькнуло удивление, а может, и смущение. Это не совсем то, что обычно слушают нелепо красивые тридцатичетырехлетние мужчины, но опять же... это Джек.
— Помогает мне сосредоточится.
— Это здорово, — говорю я со слабой улыбкой, поднимая одно плечо и делая неуверенный шаг ближе. — Мне известно это произведение. Композиция, Pas D'action. Из «Спящей красавицы», — Джек наклоняет голову с немым вопросом. — К пяти годам стало ясно, что я никогда не стану балериной, несмотря на попытки моей матери. Но мы с удовольствием ходили смотреть балет вместе. «Спящая красавица» была нашим любимым спектаклем.
Между его бровями появляется складка, его взгляд отрывается от моего, опускаясь, прежде чем остановиться у моих ног.
Джек прочищает горло, проведя рукой по галстуку.
— У меня есть кое-что для тебя, — говорит он, отворачиваясь, чтобы заглушить музыку, и открыть ящик стола. Я сдерживаю вопросы, вертящиеся на языке, и просто смотрю, как он стоит передо мной с небольшой декоративной деревянной коробкой в руках. На мгновение он хмурится, как будто раздумывая, стоит ли передавать её мне, но также быстро выражение его лица проясняется, и он протягивает подарок.
Я ставлю свою сумку на стол для осмотра из нержавеющей стали и беру коробку, на мгновение, задерживая взгляд на Джеке, прежде чем открыть латунный замок. Когда я поднимаю крышку, открывается вид на подъязычную кость в гнезде из черного шелка, тщательно очищенную и законсервированную, перелом разделяет нежное левое крыло.
— Имя Тревор Уинтерс тебе о чем-нибудь говорит? — спрашивает Джек.
Я качаю головой, всплеск адреналина захлестывает моё сердце. В голове проносятся имена всех, кого я убила, но этого имени там нет.
Я как-то проебалась.
Удушение — не мой конек, так что перелом подъязычной кости не имеет смысла. Но, возможно, я совершила ошибку, и, конечно, Джек будет копать, пока не найдет это, и он ткнет меня носом в мои огрехи.
— Нет, — отвечаю я и уже почти захлопываю коробку и бросаю её ему обратно, когда поднимаю взгляд и действительно всматриваюсь в Джека. На его лице нет ни самодовольной, злорадной ухмылки, в глазах нет торжествующего блеска. Его выражения часто бывают такими едва заметными, и я потратила годы на наблюдение за ними, но такого я ещё никогда не видела. Похоже, он... обеспокоен. — Нет, — говорю я снова, на этот раз мягче. — Это имя мне ничего не говорит.