— Как я и предполагал. Чертовски мокрая.
— Только потому, что ты смотрел, — шепчу я, когда он выходит и входит в меня до предела, его рука обхватывает мою талию, и он бросает меня вперед на руки. Мои пальцы впиваются во влажную землю, а Джек обхватывает плоть моих бедер и делает толчок, один удар за другим, каждый — долгое скольжение его члена, так что я чувствую каждую ступеньку лестницы гвоздиков, тянущихся по нижней стороне эрекции. Изогнутый стержень на головке члена воспламеняет каждый нерв, каждую глубокую потребность и темную фантазию. Пальцы Джека обхватывают мой клитор и дразнят, надавливая и отстраняясь до легкого прикосновения, вызывая стоны. Но именно его слова подталкивают меня к оргазму.
— Посмотри, что ты наделала, — говорит он, наклоняясь вперед, чтобы прижаться губами к моему уху, его мощное тело накрывает мое. Ритм его толчков не прерывается. — Медвежий капкан у него на ноге. Стрела в его заднице. Повсюду кровь. Что ты чувствуешь по поводу жизни, которую ты только что забрала?
— Удовлетворение... — прохрипела я сквозь восторг от каждого карающего толчка. — Я чувствую... удовлетворение.
— Что еще? Ты что-то скрываешь, Кири.
Рука Джека обхватывает мое горло, и я сглатываю. Мой пульс бьется о его ладонь. Впервые я осознаю, в какой опасности нахожусь. Все улики, которые у меня есть на Джека, находятся здесь, в этой хижине. В моем морозильнике лежит половина тела. Я только что убила человека. И теперь Джеку нужно только надавить, и я буду бессильна помешать ему, чтобы покончить со всем и уйти.
Это возбуждает.
Мое надвигающееся освобождение начинает зарождаться внутри, мои самые глубокие мышцы напрягаются, мои нервы загораются, как взорвавшиеся звезды.
— Я чувствую себя неукротимой... Бессмертной. Как человек, который заслуживает того, чтобы его боялись.
Джек одобрительно хмыкает мне в ухо. Его толчки замедляются до длинных, плавных скольжений члена. Он держит меня на грани оргазма, который готов прорваться через каждую клеточку моего тела.
— Я никогда не видел ничего прекраснее твоей улыбки, когда ты тащила Колби обратно с тропинки. И я никогда не хотел никого так отчаянно убить, как тогда, когда подумал, что он может ранить тебя, когда будет сопротивляться. Но ты права, lille mejer. Ты неукротима. В тебе есть и тепло солнца, и разрушение его всепоглощающего огня, — говорит он и отпускает мое горло, погружая член так глубоко в мою киску, как только может, пока я не буду уверена, где кончается он и начинаюсь я. Джек прижимается к моему клитору, и я стону его имя, как молитву. — И это мои прикосновения заставляют тебя дрожать. Мой рот на твоей киске, который заставляет тебя умолять. Мой член, зарытый в твоей пизде, заставит тебя стонать. Моя сперма, которая будет стекать по твоим ногам. Скажи мне, что я единственный, кого ты хочешь. Единственный, кто может устоять в твоем пламени, пока ты сжигаешь весь мир.
Слова Джека оседают в моей груди, как падающий снег. Я чувствую их хрустальное прикосновение, когда они охлаждают тьму моих самых глубоких страхов.
— Это всегда будешь только ты, Джек, — шепчу я. — Неважно, куда ты пойдешь и что будешь делать. Ты единственный, кто мне нужен.
Наступает мгновение тишины. Я слышу каждый шорох ветерка в свернувшихся листьях, которые цепляются за ветви, тянущиеся над нами. Я могу сосчитать каждый удар своего бьющегося сердца.
Когда этот момент проходит, ритм толчков Джека возобновляется. В нем чувствуется отчаяние, потребность, словно все то, что мы не можем сказать друг другу, подталкивает нас к краю пропасти. Его пальцы кружат по моему клитору, его прикосновения скользкие от моего возбуждения, его другая рука вцепилась в мое плечо для опоры, пока он жестко трахает меня.
— Ты уничтожаешь каждую унцию моего контроля, — ворчит Джек позади меня, ослабляя движения на клиторе, когда чувствует, как я сжимаюсь вокруг его эрекции. — Я хочу трахать тебя до тех пор, пока ты не будешь умолять меня прекратить заставлять тебя кончать.
Прерывистое дыхание обжигает мою грудь, когда он безжалостно толкается.
— Я... не думаю... что когда-нибудь смогла бы, — говорю я, отрывая одну руку от земли ровно настолько, чтобы схватить предплечье Джека в бессловесной мольбе о трении. Он потирает клитор размашистыми кругами, и я стону, снова обретая устойчивость, когда мир, кажется, кружится вокруг меня. Моя киска сжимается от каждого глубокого толчка, и я кончаю, освобождение омывает меня, когда я выкрикиваю имя Джека.
Джек замедляется лишь на мгновение, его прикосновения становятся легче, когда он проводит меня через каждую секунду экстаза. Когда я готова рухнуть бескостной грудой плоти на холодную землю, длинные, раскачивающие толчки возобновляются, нарастает ритм.