— Тогда ладно, — остановившись перед ними, он засунул руки в карманы. — Ты должно быть нервничаешь, Двадцать Восьмое Октября. Я хочу сказать, о завтрашнем дне.
— Что навело тебя на подобную мысль о моих эмоциях?
Фигня, она злится. По-настоящему злится. Вероятно, он должен просто развернуться и уйти прочь. Но разговор с Келли был словно наркотик, и теперь, когда он уже начал, он не мог остановиться.
— Мы были друзьями.
— Правильно, — подтвердила Келли. — Я все еще помню тот раз, когда ты обмочил свои штаны по пути на прогулку на открытом воздухе.
Она пыталась его смутить, но это не сработало.
— А я так же помню часть, где ты облила нас обоих водой из фонтана, чтобы никто об этом не узнал.
Это повлияло на нее, он мог поклясться. Ее плечи расслабились. Грудь поднялась и опустилась при дыхании. И, может быть, он не должен был осознавать каждое едва различимое движение ее тела.
Он повернулся и заметил, что Джесса уставилась на него. О, здорово. Она может также читать мысли? Последнее, что ему нужно, — это чтобы она поймала его на непристойных мыслях о ее сестре.
Но Джесса просто улыбнулась, достала листья из своего комбинезона и стала скручивать их вокруг друг друга.
— Чего ты хочешь, Двадцать Шестое Октября?
Келли скрестила руки, и от этого материя ее комбинезона еще сильнее натянулась на груди. Он не обратил на это внимание. Клянусь Судьбой, не обратил.
Ты — то, чего я хочу. Ответ был болезненно очевиден для двух людей находившихся тут. Поэтому вместо того, чтобы ответить, он присел перед Джессой. Она делала из листьев лепестки розы, ее маленькие пальцы неумело мяли их, пока она пыталась скрепить бутон. Этот ребенок может послужить практическим пособием при изучении того, что такое «очарование».
Он взял у нее черешок и завязал его у основания бутона.
Довольная, она протянула ему больше листьев. Он свернул их в бутон и протянул руку за следующими. Он мог бы делать это весь день. Ему нравились дети. Они были просты, и их не заботило, знаменит ли ты — или будешь ли в будущем. Джесса скорее будет судить его по тому, как хорошо он делает бутоны.
Келли наблюдала за ними, не говоря ни слова, но также и не присоединяясь к ним.
Он поднялся, обдумав свои следующие слова.
— Вчера я получил свое воспоминание.
Ее рот распахнулся. Что, если быть честным, в некотором роде заставило распахнуться и его рот. Как она могла забыть его день рождения, тогда как они сидели вместе все эти годы? Он помнил ее день рождения. С тем же успехом эта дата могла быть вытатуирована у него на лбу.
— Мои поздравления, — ровно сказала она. — И с кем я говорю? С будущим чиновником КомА? Профессиональным пловцом? Может, мне стоит попросить у тебя автограф уже сейчас, пока у меня еще есть такой шанс.
Дружище, да это сарказм. Пять лет ничего не сделали, чтобы ослабить ее пыл. Может, он извращенец, но он лучше будет слушать язвящую Келли, чем полную комнату жеманных девушек, пытающихся привлечь его внимание.
— Я увидел себя пловцом с золотой медалью. Но там также было кое-что еще. Кое-что… — он замолк.
Кое-что удивительное, — хотелось сказать ему. — Я никогда не думал, что смогу тебя вернуть. Знать, что ты там, в моем будущем? Это дар, о котором я никогда и не мечтал.
Но если он это скажет, она рассмеется ему в лицо.
— Неожиданное, — произнес он вместо этого.
— Что ты имеешь в виду?
Он подошел ближе. Он ничего не мог с этим поделать. Она забросила его на свою орбиту, когда ему было двенадцать, и с тех пор он был не способен освободиться.
— Это отличалось от того, чему нас учили, Келли, — сказал он, пытаясь объяснить, не открывая слишком многого. Что бы произошло, если бы он прямо признал, что она была в его воспоминании? Она бы убежала или смирилась бы с неизбежным?
Его челюсти сжались. Ему не хотелось, чтобы она выбрала его, просто потому что какое-то воспоминание о будущем сказало, что она должна. Ему хотелось, чтобы она выбрала его, потому что сама этого хотела.
— Мое воспоминание не дало мне ответов на мои вопросы, — продолжил он. — Я не чувствую спокойствия или гармонии с миром. Я просто чувствую, что растерян.
Она облизала свои губы.
— Может быть, ты не следовал правилам. Может, будущий ты запутался и послал неправильное воспоминание.
Если бы все было так просто.
— Может быть.
— Ты разыгрываешь меня. В будущем ты лучший пловец, которого когда-либо видела наша страна. Правильно? — ее слова наскакивали друг на друга, словно она хотела, чтобы он шутил. Словно в свой канун Дня Воспоминания она не хотела слышать о любых воспоминаниях вне нормы.
— Правильно, — он пытался придать голосу легкости. Пытался притвориться, что ему все равно. — У меня так много медалей, что мне потребовалось построить пристройку к моему дому, чтобы выставить их все.
Они уставились друг на друга. Ему хотелось выпалить правду, но он этого не сделал. Потому что часть его все еще надеялась, что она решит простить его по собственной воле.
— Прости, — сказала она, беря сестру за локоть. Разрушая его надежду, — но нам нужно идти.
Его сердце поникло. Словно понимая, Джесса протянула ему букет из листьев, а затем Келли потянула ее прочь. Теперь в любой миг их поглотит сверхскоростной поезд, а он нуждался в еще одном взгляде, еще одной улыбке. Что угодно.
— Келли? — не раздумывая, позвал он. Когда она обернулась, он выпалил. — Веселого кануна Дня Воспоминания, — банально. — Пусть радость будущего поможет тебе пройти через испытания настоящего, — еще банальнее.
Он получил еще один взгляд, ладно, недовольный взгляд. А затем они шагнули в сверхскоростной поезд, и она скрылась от его глаз.
Глава 8
Крошечные кексы были покрыты золотистой глазурью, а в каждом фужере с пуншем были маленькие сияющие звездочки, выполнявшие роль кубиков льда. Каждый настенный экран демонстрировал вид под водой, так что у тебя появлялось ощущение, что ты находишься посреди бассейна.
Логан должен отдать должное маме. Она определенно знает, как устроить празднование.
Он поймал ее руку, когда она неслась мимо него, неся поднос со спанакопитами в форме звезд.
— Как долго ты планировала эту вечеринку? — он бы предположил, что несколько дней или даже недель, а не просто двадцать четыре часа.
Она покраснела.
— Твой отец и я хотели быть готовыми, на всякий случай.
Это его остановило.
— Исходя из того, что вы знали, вы могли готовить вечеринку для оператора системы управления ботами.
Она положила руку ему на щеку.
— Тогда я бы подровняла эти звезды и превратила бы их в прямоугольные корпуса ботов. Я люблю тебя, Логан. Несмотря ни на что. Хотелось бы, чтобы ты в это верил.
В последний раз погладив его лицо, она отошла и немедленно растворилась в массе толпящихся людей. Он хотел бы ей доверять. Принимать ее любовь на веру. Но как он мог? Всю его жизнь и особенно в последние пять лет Логан был для родителей надеждой на будущее. Сын, который остался. И теперь, когда ему было суждено стать чемпионом, он был напуган, вплоть до ужаса, что никогда не узнает, настоящая ли их любовь.
Это не должно было иметь значение. Это не имело значения. Он протискивался сквозь толпу, пытаясь отыскать тихий уголок. Все эти люди были здесь для того, чтобы восхвалять его — его будущее. Он должен был тоже праздновать. Это было все, чего он когда-либо хотел. И все же он продолжал думать о чувстве принадлежности, которое ощутил, когда посмотрел на Келли в его воспоминании о будущем.
Он так глубоко погрузился в свои мысли, что почти врезался в девушку.
— Рокси! — воскликнул он. — Судьба, прошли месяцы. Хорошо выглядишь.
Она всегда выглядела хорошо. У нее была мягкая темная кожа и неровная короткая стрижка. Большие карие глаза, подтянутое и крепкое тело. Вместе их прозвали Королем и Королевой Воды, так как он выигрывал все мужские, а она все женские соревнования. Несколько человек делали предположение, что они поженятся и заведут детей, которые родятся пловцами — и одной лунной ночью, опьяненные вином и общими победами, они поцеловались. Они никогда не повторяли это действие, может быть, потому что поцелуй ощущался, словно прижимаешься губами к рыбе. Они просто были слишком похожими, сделал вывод Логан. Но она всегда ему нравилась. Всегда пользовалась его уважением.