ощущаю, как Новембер встала позади
меня. — Что ты только что сказала?
— спрашивает она, стараясь обойти
меня.
— Тебе лучше уйти, Бекки, —
говорю я, преграждая путь Новембер.
Кэш и Нико становятся по обе
стороны
от
неё,
проявляя
преданность.
— Твой отец продаёт женские
киски, — огрызается Бекки.
— Нет, мой отец продаёт
развлечение.
— А ты знала, что некоторые
девушки продают там свои киски
клиентам, пока никто не смотрит? —
говорит
Бекки,
уставившись
на
Новембер.
— Какая у тебя фамилия? —
спрашивает
Новмебер,
и
Бекки
кладёт руки себе на бёдра.
— Хадсон, — отвечает за неё
Кэш.
Новембер оборачивается к нему,
затем снова возвращается к Бекки.
— Так это ты одна из тех
девушек, продающих свои киски
клиентам, пока никто не видит,
верно, Бекки Хадсон? — Новембер
усмехается, а Бекки отступает назад.
— Клуб моего отца чист, пока такой
мусор,
как
ты,
не
приходит
осквернить его. А ты же знаешь, что
обычно
происходит
с
мусором,
Бекки? Его всегда выбрасывают. Не
смей больше говорить о клубе моего
отца. Ты работала на него, пока не
начала
зарабатывать
деньги
на
стороне. Он узнал об этом и
выбросил тебя отсюда, как мусор,
которым
ты
и
являешься,
—
закончив, Новембер разворачивается
и идёт к барной стойке.
— Не могу поверить, что ты
встречаешься с такой девчонкой, как
она, — говорит Бекки, качая головой.
— Тебе нужно уйти и не
возвращаться,
—
говорю
я,
поворачиваясь к стойке.
Когда я подхожу к Новембер, в её
руках
уже
находится
бутылка
«Короны».
— Я презираю таких женщин,
как она, — произносит она, качая
головой и продолжая смотреть на
пиво.
— Точно, — соглашаюсь я, думая
о том, как тратил время впустую с
этим женщинами. — Ты в порядке?
— спрашиваю я, прижимая к себе и
наклоняя голову, чтобы поцеловать её
в макушку.
— Я буду, когда закончу с этой
бутылкой и закажу ещё одну, —
бормочет она напротив моих губ, и я
улыбаюсь.
Я так сильно хочу ей сказать, что
люблю её, но продолжаю напоминать
себе, что нужно двигаться медленно.
— Давай пойдём обратно к
столику и насладимся оставшейся
частью вечера.
7 глава
Сейчас канун Рождества, и я
стою
в
ванной,
пытаясь
подготовиться
к
встрече
с
родителями Ашера. Прошёл месяц с
того момента, как я узнала, что стала
миллионершей.
Единственный
человек, который знает о моём
наследстве, это отец. Я, наконец,
согласилась с ним не отдавать часть
денег матери. Она даже не позвонила
мне с тех пор, как я приехала в
Теннесси. Я пыталась звонить ей и
даже оставляла пару сообщений, но
она никогда не отвечала мне. Я
уверена, что, если бы я упомянула
деньги,
то
незамедлительно
получила бы ответ, но я не хочу,
чтобы деньги были единственной
причиной её звонка.
Ещё одна дилемма — как
рассказать Ашеру о деньгах. Каждый
раз, когда я набираюсь смелости, то
начинаю думать, как изменятся наши
отношения. Не думаю, что это
произойдёт,
но
нельзя
знать
наверняка.
Мы были вместе целый месяц, я
продолжала спать в его постели
каждую ночь, по сути, у меня не
было выбора. Каждый раз, когда я
заикаюсь о папином доме, на его
лице возникает такое выражение,
говорящее, что он затащит меня
обратно самым пещерным способом.
На самом деле, я не против. Мне
нравится
ложиться
спать
и
просыпаться рядом с ним.
— Эй, детка. Ты в порядке? —
спрашивает Ашер, подходя ко мне
сзади, и кладёт руки мне на талию, а
губами прижимается к коже на моей
шее. Мои руки крутят бигуди у меня
на голове. Я даже ещё не оделась. На
мне всё ещё мой топик и пижамные
шорты.
Мы
встали
рано,
позавтракали, а затем поползли
обратно в постель.
— Ага, — шепчу я, когда он
проводит от моей шеи к плечу. — Эм,
вообще—то, мне нужно кое-что
сказать тебе, — я глубоко вздыхаю,
надеясь, что поступаю правильно.
—
Скажи
мне,
—
он
прикусывает
мочку
моего
уха,
отвлекая меня.
— Я ... ах... эм...
— Малышка, твои «ах» и «эм»
мне ни о чём не говорят.
— Ты отвлекаешь меня. Я не
способна думать, когда твой рот на
мне.
Он поднимает голову, и его глаза
встречаются в зеркале с моими.
Ямочки возникают на его лице
вместе с дерзкой улыбкой.
— Тебе нравится, когда я
использую рот, чтобы отвлечь тебя,
— напоминает он мне о том, о чём
нет нужды напоминать мне сейчас.
Не тогда, когда я пытаюсь с ним
серьёзно поговорить. Я смотрю на
него в зеркале, и он хихикает. —
Хорошо, детка. Говори.
— Я миллионерша.
Ладно, я не хотела так резко
выпаливать, но теперь это вышло
наружу. Я чувствую, как его тело
напрягается позади меня.
— Что? — спрашивает он.
Я сглатываю и прикусываю губу.
Сейчас
уже
нет
пути
назад.
Разворачиваюсь в его руках и кладу
ладони ему на грудь.
—
Родители
моей
мамы
оставили мне в наследство больше
миллиона долларов.
— Когда ты об этом узнала?
Я очень не хочу отвечать на этот
вопрос. Смотрю через его плечо
прямо на дверь.
— Смотри на меня, — я снова
смотрю на него. — Когда ты узнала
об этом?
— Эм... Я ... — я кусаю губу и
снова смотрю в сторону.
— Смотри на меня! — рычит он
на этот раз. — Когда ты об этом
узнала?
Я смотрю в его прекрасные
голубые глаза и вижу грусть. От этого
мне сильно становиться больно.
— Когда ходила на встречу с
юристом, — шепчу я.
— Почему ты мне не рассказала
тогда? — спрашивает он, отступая
назад и забирая с собой всё тепло.
— Я не хотела, чтобы это что-то
изменило между нами, — снова
шепчу я, глядя вниз на кафельный
пол ванной.
— Я когда-нибудь давал для
этого повод? — задаёт он вопрос.
Я чувствую себя отвратительно
из-за того, что не рассказала ему о
деньгах с самого начала. Было глупо
скрывать это.
—
Нет,
—
произношу
я,
поднимая глаза на него.
Ему больно. Я это вижу.
— Ты права. Не давал. И я
должен сказать, что чертовски зол,
что ты даже на минуту задумывалась
о том, что деньги изменят мои
чувства к тебе.
— Знаю, это глупо. Я просто
хотела убедиться.
Его глаза прищуриваются, и я
понимаю,
что
снова
сморозила
глупость.
— Убедиться в чём? В том, что я
с тобой не из-за денег? Господи,
какого чёрта? Иногда я ни черта не
понимаю, что творится у тебя в
голове, — его слова причиняют мне
боль, но я знаю, что он прав. — Я
никогда не просил тебя платить за
какое-либо дерьмо. Я никогда не
хотел, чтобы ты за это платила.
Это правда. Всякий раз, когда я
пыталась заплатить за себя, то
получала такой взгляд, который
говорил, что мне не понравится
следующие действия, если я не уберу
деньги.
— Ты прав. Я понимаю. Я