— Вы все равно не заткнете мне рот! Этот держиморда к власти рвется, чтобы еще большую войну начать! И химическими снарядами он вчера стрелял!
Пресс — конференция длилась еще пятнадцать минут. Репортеры старательно записывали, мое послание властям и общественности:
— Милиция создана волей населения, для охраны общественного порядка, стихийной инициативой широких масс, без всякой помощи со стороны власть предержащих.
— Содержание подразделения происходим моим иждивением и пожертвованиями обывателей.
— Прием заявлений о преступлениях уже начат, патрулирование улиц начнем завтра, ждем добровольцев.
— Пока преступники свободно выходят из мест заключения, самой верной мерой считаю их ликвидацию при задержании.
Пока журналисты старательно выводили строки в блокнотах, а штабс-капитан Овечкин маялся в кресле, опасливо поглядывая на легшего на пороге кабинета упомянутого трефа, со стороны набережной раздались звуки резких ударов и крики команд.
— Что там происходит? — репортеры отвлеклись. Они с удовольствием побежали бы посмотреть, но, под внимательным взглядом пса, никто не осмелился встать с места и покинуть кабинет, перешагнув через добермана.
Через полчаса звуки на улице стихли, и я понял, что наступила минута расплаты.
— Господа, на этом прошу считать нашу встречу завершенной. Следующая беседа, если будет, на то ваше желание, состоится в следующий вторник, в полдень. Просьба записываться заранее по телефону или присылать заявки курьером. Надеюсь, что такие рабочие беседы будут регулярными. А теперь вы можете проследовать на набережную, полюбопытствовать, что за звуки там раздавались. Треф, ко мне.
Пес, которому надоело охранять выход из кабинета, черным демоном метнулся ко мне, подставляя холку для почесывания. Впереди всех из кабинета выскочил капитан Овечкин, за ним потянулись репортеры, после чего вышли фотограф и помощник, а я полез в сейф за золотом.
Поручик Бабич скромно стоял у окна в фойе первого этажа, а с улицы раздавались чьи-то крики.
Я выглянул в окно. Овечкин, как обезумевший, бегал вдоль металлических, вбитых в мостовую железными кольями, скрепленных между собой, штырей, что перегораживали всю площадку перед дворцом от одного соседнего здания до другого. В середине широкого, около двух метров, заграждения оставался узкий проход. Штабс — капитан пытался хвататься руками за штыри, наваливаться на них телом, и раскачивать их, но безуспешно — штыри были густо усеяны острыми, опасно выглядящими, крючками и наконечниками.
Наконец, устав резать о острый металл руки, Овечкин подскочил к стоящим в стороне прапорщику и поручику и стал орать на них, немало не обращая внимания на стоящих тут же и хихикающих репортеров.
— Я вижу, поручик, вы выполнили ваши обязательства полностью. Я весьма впечатлен скоростью работы. Откройте вашу сумку.
В планшет поручика Бабича были перегружены завернутые в бумагу столбики золотых червонцев, после чего он заметно повеселел, высунул голову на улицу и махнул кому-то рукой.
Тут же, мимо, продолжавшего орать капитана Овечкина несколько солдат — саперов с эмблемами в виде перекрещенных лопаты и кирки, пронесли четыре увесистых ящика, которые выложили на пол в фойе дворца, после чего, так же быстро вышли.
— Это ваш фельдшер тоже заказывал. — Бабич откозырял мне и вышел на улицу, прошел мимо попытавшегося остановить его Овечкина, как мимо пустого места, после чего сел на одну из ломовых телег и саперный обоз проследовал в сторону центра.
— Ребята, закрываем окна, нечего дом студить. Пулеметы держим наготове, наблюдатели наблюдают, всем свободным — обедать посменно.
Пока бойцы, вместе с Трефом, весело переговариваясь, двинулись в сторону столовой, я полез осматривать ящики, презентованные мне саперным поручиком.
С подарком я разбирался почти час, но он мне очень понравился. В ящиках лежали древние, как гавно мамонта, крепостные ружья Гана, слегка похожие на охотничьи ружья, с чудовищно толстым, особенно в казенной части, стволом, циклопического веса и с могучим медным крюком в том месте, где у ручных пулеметах наличествуют сошки. Больше всего этот ствол походил на пушки, с которыми Ермак Тимофеевич присоединял Сибирь к России.
Кроме ружей в ящиках лежало с сотню патронов к ним, более всего напоминающие раскормленных до неприличия патроны к «мелкашке», но весом каждый грамм в двести.
Между тем, штабс-капитан, устав орать на офицеров, укатил куда то на извозчике. Через некоторое время ушел, оставшийся мне не знакомым, поручик. Солдаты роты, устав стоять и мерзнуть на берегу канала, стали поодиночке и группами, расходиться, только прапорщик — выборный командир роты, оставался стоять на набережной, напротив дворца.