— Прапорщик, идите внутрь, чай пить. И солдат своих берите, хватит мерзнуть. — я приоткрыл раму окна и призывно помахал рукой.
Прапорщик помялся, позвал к себе какого-то унтера, после чего тоненькая цепочка оставшихся на набережной солдат, по одному, прошла через проход в заграждении, после чего, настороженно оглядываясь, вошла во дворе.
— Господа, винтовки прошу составить здесь у входа, ничего с ними не случится. Если хотите, можете с ними дежурного оставить. А сами прошу в столовую.
Солдаты переглянулись, но из глубины дворца тянула запахом печеных пирогов, поэтому, даже не оставив дневального подле винтовок, пошли в сторону столовой.
— Прапорщик, прошу со мной.
Чай с добавкой коньяка привел юного офицера в благодушное состояние.
Прапорщик горько жаловался на свою судьбу — в гимназии мечтал о шпорах с малиновым звоном, золотых погонах и быть благородием, а буквально через месяц после производства — никаких благородий и поговаривают, что погоны скоро отменят. Ротным выбрали после того, как офицеры сказались больными и перестали появляться в расположении полка. Наган солдаты отобрали, решения все принимает ротный комитет, а командиру лишь доводят решения солдат. По причине революции, денежное содержание за февраль не выплатили, и квартирная хозяйка отказала в комнате, поэтому живет сейчас юный командир роты в ротной канцелярии, в вонючей казарме.
— А тут еще Михаил Михайлович орет при подчиненных…
— Какой Михаил Михайлович, Алеша?
— Так штабс-капитан Овечкин Михаил Михайлович орет… — прапорщик Алеша, сам того не заметив, уронил бриллиантовую слезинку в стакан с чайно-коньячным раствором.
Много каких обид перечислил офицер, но все когда-то кончается, в дверь кабинета снова постучали, да и со стороны мойки раздались новые звуки. Торжествующий штабс- капитан Овечкин, страдающий излишними упрямством самолюбием в тяжелой форме, и которого я больше надеялся не увидеть, вернулся, приведя с собой два пулемётных броневика. Пока прапорщик надрывался криком выводя на улицу остатки своей роты, что, навернув чая с хлебом, улеглась спать в теплом помещении роты, пока броневики маневрировали на узкой мостовой улицы, занимая удобные позиции, я велел выставить на подоконники старые крепостные винтовки, глядя в толстые дула которых, испуганно крестились застывшие возле бронемашин солдаты из роты прапорщика.
Овечкин! Овечкин! Смотри, что у меня есть! — орал я в окне, пока штабс-капитан, объяснявший что-то командиру одной из бронемашин через опущенную бронезаслонку.
— Давай!
Солдат, припавший к прицелу крепостного ружья зажмурил глаз, чуть довернул ствол и выстрелил.
Бах! Мое окно окутало клубами сгоревшего черного пороха, а на другой стороны реки мойки взорвалась тёмно-коричневой кирпичной крошкой стена мрачной морской тюрьмы.
— Ну что, по броне проверим? — я с сатанинским хохотом помахал рукой, с зажатым в ней огромным патроном и сунул его своему стрелку:
— Заряжай и наводи на броневик, но не вздумай стрелять без команды.
Через десять минут я вышел из здания дворца, и подтолкнул в спину Трефа:
— Иди гуляй.
Пес сделал круг по площадке перед дворцом, поднял заднюю лапу и пометил одну из секций инженерного заграждения, после чего подбежал к одинокой фигуре, навалившейся на парапет набережной, обнюхал ее сапоги и, вежливо махнув обрубком хвоста, побежал вдоль мостовой, по своим, кобелячим делам. Штабс-капитан поднял на меня белые от ярости и стыда глаза:
— Что, приполз торжествовать, бес? Смотри, как смывает позор русский офицер…
Я повис на руке, потянувшей из кобуры рукоятку «нагана»:
— Миша, Миша, ты что творишь? Пойдем, выпьешь на дорожку, а застрелится ты всегда успеешь…
— Есть что? — деловито спросил капитан, застегивая кобуру.
— Обижаешь. Для хорошего человека…
В три часа ночи, мы, уткнувшись друг другу в плечи, вполголоса, но душевно выводили дуэтом «корнета Оболенского». На девочках, что комиссары ведут в кабинет, Овечкин обхватив мое лицо руками, спросил:
— Петя, а пошли к бабам?
— К каким бабам?
— Ну как-же? Репортеришко этот, из «Копейки», а Ширкин…сказал, что у тебя тут бабы живут, штук тридцать, ослепительной красоты, и ты их всех по очереди пользуешь. Ну пойдем, а то я как год назад на фронт уехал, так с тех пор…