Конечно, то, что госпожа Воронова, оставшись без средств к существованию, не пошла в содержанки, а пыталась выкарабкаться своими силами, давая уроки, вызывало уважение, но я хорошо помнил связи ее покойного мужа, что действовали в столице Империи под видом норвежского консульства. Поэтому я допил свой чай, поцеловал хозяйке руку и ушел, вежливо попрощавшись.
— Командир, ты где был⁈ — первые слова которые я услышал войдя в бывший великокняжеский дворец.
— Доброе утро, господа! — я обвел взглядом озабоченные лица своих заместителей: — Что-то случилось?
— Здравствуйте, Петр Степанович! — почти хором ответили мне помощники: — Вести нехорошие.
— Тогда прошу в мой кабинет, и распорядитесь завтрак подать, а то я с утр голодный.
Личный состав в столовой «рубал» кашу с мясом, судя по довольным лицам, весьма вкусную и сытную, мне же подали чай с двумя бутербродами по причине Великого поста на хлеб намазали мелко порубленную селедку с сыром и горчицей. Блюдо было странным, но после утренней прогулки употребилось влет.
— Рассказывайте, господа, что произошло. — я сделал большой глоток чай и даже зажмурился от удовольствия — стекла, выбитые взрывом еще не вставили, оконные проемы забили деревянными щитами и заткнули тряпками, во дворце, мягко говоря, было прохладно, но стекла обещали поставить только послезавтра, в дни революции они стали дефицитом.
— Звонили наблюдатель от дачи Дурново. Анархисты человек сто, при пяти пулеметах, на грузовиках, с утра выехали.
— Куда выехали — неизвестно?
— Нет. Но нас с утра с двух сторон пасут. Справа и на противоположной стороне канала в подворотнях люди стоят, за нами наблюдают. Мы с утра пулеметы выставили под окна, и два взвода в готовности находятся.
— Нет, они нападать не будут. Вы в суд людей направили?
— Да, с вечера там караул выставили. Патруль обошел окрестности, там все спокойно.
— Значит ребята будут перехватывать наш конвой по дороге в суд.
— Да откуда они узнали? — в сердцах воскликнул фельдшер.
— Чудак человек, это же суд. Суд им повестки разослал, когда и где будут судить, свидетелей вызвал, защитников, наверное, каких-то организовал, вот нас и ждут до этого времени.
— И что делать?
— Сейчас будем решать. Надо попробовать задержать кого-то из наблюдателей и потихоньку сюда притащить, допросить, с какой целью он наблюдает за нами. Ну а с задержанными мы поступим следующим образом — Задержанных связать, и поместить их в гробы.
— Куда⁈
— в гробы. У нас же гробы остались? Ну вот. Срочно нанять ломовиков, можно два-три гроба на каждую повозку. Наших павших товарищей впереди, по одному гробу в телегу. Пошлите мальчонку в ближайший театр, пусть оркестр наймет, всех, кого найдут и сюда. На у мы пока наметим маршрут, чтобы процессия шла мимо кабинета мирового судьи.
Пока я ломал голову над схемой города, мои соратники разбежались, после чего началась какая-то неразбериха. А потом ко мне зашла делегация «протестунов».
— Ваше благородие! — в дверь постучали, после чего на пороге кабинета появилась толпа бородатых мужиков в военной форме: — Разрешите до вас? Просим вас не делать этого?
— Чего не делать, братцы? — я встал из-за стола и сделал несколько шагов в сторону решительно смотрящих мне в лицо ветеранов.
— Да, божеское ли дело, живых людей в гробы запихивать? — мужик завертел головой, после чего перекрестился на икону, висящую в красном углу, единственной, левой рукой.
— Фамилия?
— Иконников Павел, стрелок. — вытянулся боец.
— Где руку потерял?
— Под Перемышлем, гонвед из пулемета подстрелил.
— И ты ветеран на пост ходишь?
— А как же, хожу, службу знаем.
— Службу знаешь… А когда нас взрывали и в патрули стреляли, ты где был?
— На Садовой, в патруле…
— И если бы анархисты, за которых ты сейчас пришел просить, поехали не на Офицерскую, а на садовую, то мы бы тебя сейчас хоронили? Честного солдата, что на войне все свое оставил, сегодня бы просто закопали бы в мерзлую землю, сверху крест березовый, и все, нет больше тебя. Так?
— Но ведь вон как орут!
— И что? Ты что, думаешь, что мне нравится их слушать? И я вовсе не за то их в гробы запихнуть приказал, что они наших товарищей в спины стреляли и нас здесь всех пытались взорвать. И не за то, что они делали это за деньги, хотя вроде бы революционеры и за счастье народное борются. Я просто хочу, чтобы вы сегодня живыми пришли после службы сюда, или по своим домам, своих жен и детей увидели.