заметный след, полосатая ящерица, возился в песке жук-чернотелок. Из норки высунулась и тут же,
мелькнув, исчезла в другой норке большая песчанка. Если бы не хвост, опушенный длинной кисточкой,
ее можно было принять за крысу.
Даже в пустыне он, Гурлецкий, был чужим человеком. Наган он вытащил медленно, равнодушно.
Гурлецкий не представлял, что из жизни можно уйти так спокойно.
На выстрел первыми прибежали лохматые волкодавы. Потом выскочили люди.
Маджид-бек ругался больше всех. Он несколько раз пнул ногой труп.
- Собака. Сумасшедший. Будь ты проклят!
Рядом стоял проводник. Ему предстояло ночью перевести через границу этого незнакомого русского.
Многих людей видел проводник - дрожащих за опиум, золото, за свою жизнь; растерянных, злых и очень
смелых.
А этот убил себя, не дождавшись ночи, к которой он долго шел.
Проводник отвернулся. Ему было все равно. Свои деньги он получил.
Получил свои деньги и муфтий Садретдин-хан. Но он иначе отнесся к смерти военного инженера.
Вначале деловито, спокойно муфтий внушал Махмуд-беку:
- Убит советскими пограничниками. И все... Иначе нельзя объяснить. Англичане больше не захотят с
нами разговаривать, если узнают правду. - Потом вдруг разразился бранью: - Собака! Пусть его кости
растащат шакалы.
Он тряс головой, возмущался, хлопал ладошкой по низенькому столику, за которым проводил долгие,
утомительные часы.
- Подлый человек!
Приступ гнева прошел быстро, муфтий задумался, серьезно взвешивая обстановку.
- Славные джигиты в туркменских становищах, - воспользовавшись паузой, похвалил Махмуд-бек
воинов ислама.
- Да, - согласился муфтий, - отчаянные люди. - И тут же огорченно всплеснул ручками: - Не так, не так,
сын мой, нужно сейчас бороться. Ай, англичане, умные, хитрые! Вот у кого надо учиться. Приезжают к
врагу, как в гости. Потом за ними идут караваны с оружием. Надо, надо учиться.
Муфтий сетовал на своих подчиненных, которые могут только размахивать саблями, грабить, жечь.
36
- Пришлось нам взяться за тонкое дело - и не смогли. Дураком, трусом оказался царский офицер. А
что ж тогда требовать с темного, неграмотного человека?
Муфтий с этого вечера начал «пересматривать» свою тактику. Он понял, что его работа груба.
Озлоблять людей, натравливать их на бывшую родину, держать на цепи целые отряды. А каков
результат? Один единственный, но хорошо подготовленный, мило улыбающийся человек может
совершить больше дел, чем все эти сотни и тысячи.
В мечети муфтий стал внимательно присматриваться к прихожанам. Особенно к молодежи.
- Образованных людей мы не найдем, - делился своими мыслями муфтий. - Нужно искать умных,
послушных.
Цепким, рысьим взглядом он выхватывал из толпы прихожан какого-нибудь человека. Вечерами
придумывал ему сложные задания.
Часто кандидатура отвергалась.
- Глуп, - откровенно заявлял муфтий.
Внимание муфтия привлекли сыновья наманганского торговца мануфактурой Хамдама. Парни
приходили в мечеть, скромно опустив голову. По их одежде было видно, что живут они плохо.
- Их отец славный был человек, - говорил муфтий. - Все свое золото отдал на содержание воинов
ислама. Да будет ему вечная память. Наша обязанность - помочь детям.
Муфтий входил в роль. Даже перед Махмуд-беком начинал хитрить.
Парни, приглашенные в худжру самого муфтия, чувствовали себя неловко. Для них Садретдин-хан,
как и для многих прихожан, был почти святым.
Старик улыбался, пощипывая бородку, угощал чаем и халвой.
- Вижу, вижу, какие у вас дела, - по-отечески говорил он. - Вот возьмите на первое время.
Братья наперебой отказывались от денег, уверяли, что, слава аллаху, им, кроме крыши над головой,
ничего не надо. Но муфтий поднял ладони, показав, что разговор окончен.
Муфтий беседовал с сыновьями купца Хамдама раз в неделю. Когда же дело дошло до решающего
разговора, братья так же, как русский офицер, кинулись в ноги муфтию и стали умолять, чтобы он
пощадил их молодые жизни.
- Вы уехали маленькими, - тихо и рассудительно объяснил Садретдин-хан. - Вас никто не узнает.
Побываете в Коканде, Фергане, Маргилане. Нужно только смотреть и запоминать, что большевики строят
в Ферганской долине. Вот и все.
В углу худжры, скрывая бешенство, сидел Маджид-бек. Только дай ему волю, он поговорит с
дармоедами!
Муфтий раза два метнул взгляд в сторону курбаши. Огромный детина по-бычьи наклонил голову,
чтобы не видеть хныкающих юнцов. Он и близко не подпустил бы их к своим молодцам.
Но муфтию эти парни были нужны... Англичанам тоже понравились сообразительные сыновья
торговца.
И снова Махмуд-бек по знакомым дорогам пустыни провожал новых агентов до советской границы.
Переход прошел благополучно. Теперь можно спокойно ждать возвращения братьев.
Однако жизнь муфтия была потревожена. В худжре появились его беспокойные друзья - турки. То и
дело он поглаживал бородку и показывал Махмуд-беку глазами, что следует подать.
- Плов на оливковом масле, - предупредил он. - Они любят его.
Дорогой гость - полковник Ахмад Сурайя-бек был старым, добрым другом муфтия. Воспоминания о
павших товарищах в борьбе с иноверцами прерывались громкими восклицаниями:
- Мы еще поднимем знамя ислама!
- Мы сплотим мусульман!
Спутник полковника был родом из Кашгара.
- Мухамед окончил Стамбульский университет, - представил его полковник. - Сейчас мы
возвращаемся к нему на родину. - Простую фразу Сурайя-бек произнес многозначительно и покосился на
Махмуд-бека.
- Мой самый близкий человек... Самый близкий помощник... - успокоил его муфтий.
Все стало ясно, и полковник почувствовал себя свободно.
Кашгар! Вот чем вызван визит турецких друзей. Кашгар... При упоминании об этом крае муфтий
вздрагивал, щурился и представлял себя во главе мусульманского государства.
Махмуд-бек читал газеты, журналы, присланные из Стамбула, Парижа, Берлина, Варшавы. Печать
склоняла на все лады Кашгар. Там назревали большие события. Туда стремились опытные интриганы,
политиканы и шпионы.
Муфтий жадно ловил каждое слово гостей о Кашгаре. Обсуждал с ними события последних лет.
Англия, Япония, Турция... Они развили бурную деятельность в Синьцзяне. Природные богатства,
сырье, рынок. Близость Индии и Китая. И наконец - хороший плацдарм для нападения на Советский
Союз.
Англия, Япония, Турция... Названия этих стран часто повторялись в затянувшейся беседе. Муфтий
Садретдин-хан был весел и счастлив. Отчаянно махнув рукой, он потянулся к нише, вытащил несколько
толстых книг, потом достал темную бутылку с блестящей рельефной печатью.
- Напиток богов... «Наполеон».
37
Муфтий покрутил бутылку, но не решился открыть и протянул ее Махмуд-беку. Тот, видимо, тоже не
знал, как сорвать золоченую наклейку с пробки.
- Дайте-ка, молодой человек.
Полковник взял бутылку с видом знатока и блеснул знанием французского языка, прочитав на
этикетке:
- «Подлинный коньяк Камю «Наполеон» является воплощением совершенства».
Сам муфтий сделал только осторожный глоток. Пили турки. Они становились все разговорчивей.
- Все наместники в Синьцзяне - чепуха. Там нужен человек, который объединил бы мусульман. -
Сурайя-бек сделал торжественную паузу и произнес: - Это - вы, многоуважаемый муфтий Садретдин-хан.
Старик этого ждал. Он погладил бородку и, прищурившись, возразил приличия ради:
- Большое дело... По плечу ли нам?
- Только вам! - твердо и окончательно решил полковник. - Мы можем добавить, - продолжил он, - что
несколько наших людей выехали в Синьцзян.
Муфтий насторожился. Он часто забывал о существовании соперников. Будто почувствовав его