— Анхель, а когда отец сообщил, что я прилечу?
— Вчера на рассвете, — потягивается тот.
— Получается, вы вторые сутки за рулём? — мысленно прикидываю, сколько времени ушло у старика на дорогу и поражаюсь его стойкости
— Получается, — сухо бросает тот и выходит. — Рита, давай, живее!
Скидываю с себя плед и вылезаю следом, моментально съёживаясь от ледяного ветра, безжалостно бьющего по голой коже.
— Почему так холодно? — кричу в спину старику, планомерно удаляющемуся в сторону небольшой закусочной на территории заправки. Я же смотрела прогноз погоды! Правда, только в Буэнос-Айресе.
Ответ прилетает живо и с прежней долей иронии:
— Потому что зима, Рита!
Ускоряюсь, чтобы быстрее попасть в тёплое помещение, и даже толком не осматриваюсь. Так, подмечаю, что в явном упадке в этой стране всё вокруг.
— Рита! — Анхель занимает свободный столик в глубине зала и наконец обращает на меня внимание. — Бараньи твои мозги! Ты почему плед оставила в машине?
— Мне что, укутавшись в старое тряпьё, нужно было на люди выйти? Вы в своём уме? — едва попадая зубом на зуб, возмущаюсь, растирая обледенелые коленки.
— То есть заявиться на люди в шортах посреди зимы лучше? — откровенно ржёт надо мной Анхель, а затем снимает белёсую куртку и протягивает мне. — На, глупая, накинь! Сейчас поедим и ревизию твоим вещам устроим! Надеюсь, ума хватило взять с собой что-то более похожее на одежду!
Сжимаю губы в тонкую линию и, отвернувшись от деда, сажусь за стол:
— Не надо мне вашу куртку! — сквозь подбирающиеся к горлу слёзы брезгливо бормочу в ответ, но потом всё же добавляю: — Спасибо!
Неужели старик не понимает насколько его одежда заношенная и несвежая, пропахшая машинным маслом и дымом? Неужели он думает, что я настолько потеряла себя, чтобы надеть подобное, пусть даже на время.
— Знаешь, Рита, — Анхель бросает отвергнутую куртку на стул, а сам с укором смотрит на меня. — Если ты не изменишь своё отношение к жизни, Тревелин сломает тебя.
— Тревелин, Тревелин! Я только и слышу от вас это дурацкое слово! Я уже его ненавижу! Довольны!
— Твоя ненависть — твоё право! — пожимает плечами старик и уходит делать заказ.
Склизкий омлет, пересушенные гренки и горячий американо без сахара — это всё, что полагается мне на завтрак. Ощущение, что Анхель просто издевается надо мной. Ковыряюсь вилкой в тарелке, пока тот деловито засовывает это подобие еды себе в рот.
— Так! — обтирая руки о штанины, заключает он. — Времени уговаривать омлет превратиться в фуа-гра у нас нет! Не хочешь есть — не надо!
Не дожидаясь ответа, Анхель встаёт и бодро возвращается к пикапу, бросив на ходу:
— Выезжаем через десять минут!
Хочется взбунтоваться! Топнуть ногой! Устроить истерику! Чтобы дед понял, что со мной так нельзя! Вот только чувствую, что с ним этот номер не пройдёт.
Делаю большой глоток американо и, сморщившись от его сковывающей весь рот горечи, выхожу на улицу.
Всё тепло, что я успела скопить за завтраком, моментально испаряется, заменяясь собачьим холодом, пронизывающим до костей. Сколько сейчас на улице — не знаю, но мелкие лужи на неровном асфальте покрыты тонким слоем хрустального льда, а жухлая прошлогодняя трава на незамысловатых газонах — изморозью.
Нежная кожа тут же покрывается мурашками. Смотрю вниз, на свои расшитые жемчужинами сандалии, и поджимаю голые пальцы, что так безжалостно сводит от холода. Анхель прав: мне нужно переодеться. Но вот незадача: самое тёплое, что есть в моём чемодане — это пара толстовок, джинсы и тряпичные кеды.
— По пути будут магазины? — нагоняю Анхеля у пикапа. — Я бы хотела немного обновить гардероб!
— А я бы хотел поскорее вернуться домой. Понимаю: в твоей голове гуляет ветер. А у меня полный двор скота не кормлен! Как думаешь, овцы скажут мне спасибо за пару твоих новых шмоток?
Анхель с размаху опускает мой чемодан на асфальт и без зазрения совести открывает его.
— При чём тут овцы? — подхожу ближе, вспоминая, где именно лежат джинсы и кеды, но Анхель, не дожидаясь меня, начинает копаться в чемодане сам. Нагло! Бессовестно! С издевательской ухмылкой на губах.
— Это что? — спрашивает недоумённо, вытащив мой любимый сарафан от «Фэнди», купленный летом в Барселоне. — Ты куда приехала, девочка?
Его насмешливый взгляд выводит из себя! Я и так на грани! Но старик словно не понимает…
— Отец ничего не говорил мне ни про какой Тревелин! Это раз! Речь шла о Буэнос-Айресе! А во-вторых, если бы я знала, что мне придётся тащиться с вами, — я презрительно окидываю Анхеля взглядом, — через всю страну по морозу на дребезжащей развалюхе на вонючую ферму, то ни за что не села в этот чёртов самолёт! Ни за что! Ясно вам!