— Предельно, — кивает дед. — Какой отец — такая и дочь! Ничего удивительного!
Вздохнув, старик отступает от чемодана и идёт к водительскому месту, равнодушно бросая на ходу:
— Чемодан обратно сама закинешь, не маленькая! Туалет, чтобы переодеться с торца закусочной. И шевелись, Рита, помимо овец у меня ещё и свиньи голодные!
До пункта назначения мы добираемся глубокой ночью, минуя последние километры пути в кромешной тьме, раздираемой лишь дребезжащим светом фар пикапа. Ни одного встречного автомобиля. Никаких намёков на цивилизацию.
— Тревелин, — объявляет Анхель, стоит нам проехать мимо небольшого покосившегося указателя.
Всматриваюсь в темноту, но, кроме серых убогих домишек, в высоту не более двух этажей, ничего толком не могу различить. Узкие вертлявые дорожки через раз подсвечиваются тусклыми фонарями и больше пугают, чем вызывают интерес.
«Самая настоящая дыра», — проносится ураганом в голове.
Мне трудно поверить, что здесь живут люди, что здесь вообще можно жить! После современного мегаполиса с вылизанными тротуарами и изысканными постройками Тревелин напоминает мне загон для свиней, и никак не лучше.
— Не делай поспешных выводов, — устало бормочет дед, видимо, заметив, как я вся сжалась от отвращения и ужаса.
Это его вторая фраза, обращённая ко мне после того, как он бросил меня одну разбираться с чемоданом. Ни Анхель, ни я больше не проронили ни слова за целый день.
— Никаких выводов! — огрызаюсь в ответ. — Всё, что мне нужно, это телефон! Вот увидите, завтра же отец заберёт меня из этого захолустья!
— Скажу ему спасибо, — ухмыляется старик, неспешно выруливая по пустым улицам забытого богом города. — Только знаешь, Рита, пускай он найдёт другого дурака, готового сутками катать тебя через всю страну. Или можешь воспользоваться услугами междугороднего автобуса.
Старик не скрывает довольного смеха, ясно давая понять, в каких условиях мне придётся возвращаться. И пока я придумываю колкий ответ, резко тормозит у обтянутого рапицей покосившегося забора.
— Смотри внимательно, Рита, это школа, — кивает немного в сторону.
— Угу, — бормочу себе под нос, пытаясь разглядеть невысокое, будто размазанное по земле здание, больше напоминающее заброшенный производственный цех, нежели обычную школу. В глаза бросается неухоженность территории вокруг и уродские граффити, что беспорядочно раскиданы по стенам. Слава богу, к началу учебного года я уже вернусь в Испанию. В том, что отец меня здесь не бросит, узнав, в каких условиях я оказалась, сомнений нет.
— Завтра можешь, конечно, выспаться с дороги, — ворчит Анхель, широко зевая. — Но в четверг приступишь к занятиям. Нечего прохлаждаться! Дорогу постарайся запомнить. Возить тебя на учёбу мне некогда.
— На дворе август — какая школа? — язвительно подмечаю. Старик явно отстал от жизни, а может, от усталости всё перепутал.
— Учебный год в самом разгаре, — в очередной раз уверенно обрывает мои надежды Анхель, а затем резво отъезжает с обочины. — Впереди четыре месяца учёбы, а потом каникулы. Это Аргентина, Рита! У нас свои законы.
И если перспектива приступить к школьным занятиям немного раньше времени не особо радует, то сама школа вселяет животный ужас. Бросив на угрюмое здание прощальный взгляд, скрещиваю на груди руки с твёрдым намерением сделать всё возможное, чтобы завтра же вернуться домой.
— Зря воротишь нос, — насмешливо добавляет старик. — Можешь, конечно, и не учиться. Дело твоё. Тогда с утра до вечера со мной на ферме будешь работать, мне как раз рук не хватает.
— Вы в своём уме? Я на ферме? — непроходимость Анхеля просто выводит из себя. — Если отец узнает…
— Плевать я на него хотел, ясно? В моём доме свой кусок хлеба никто не ест даром: либо учёба, либо работа. Выбирай сама.
Разворачиваюсь к деду и сверлю того взглядом: да как он смеет разговаривать со мной в таком тоне?!
— Я и крошки с вашего стола не возьму! — цежу сквозь зубы. — Или вы думаете, что я нищенка? Полагаете, раз отец в беду попал, то со мной можно вот так? Как с никчёмной вещью? Завтра же отдам вам всё до последнего цента. Не нужны мне ваши подачки!
— Приехали! — не обращая на меня внимания, Анхель резко бьёт по тормозам. Меня, как тряпичную куклу отбрасывает вперёд. Ремень до боли впивается в кожу, прорывая очередную плотину со слёзами.