«Милая, не плачь, вот увидишь, тебе понравится это место».
И снова бегу. Не замечаю холода. Не вижу ничего вокруг. Что тут можно полюбить? Грязь? Нищету? Противную погоду? Или может равнодушного грубияна-деда?
Слёзы душат. Ноги безбожно скользят. Но я всё равно бегу. Пока в какой-то момент не начинаю задыхаться от нехватки кислорода.
«Я люблю тебя, Рита».
«Поверь, так надо, дочка».
Ни одного «прости», ни намёка на «сожалею». Но окончательно отец сумел разрушить веру в себя одной единственной фразой:
«С днём рождения, родная! Оторвись там, как следует!»
Сгибаюсь пополам и тихо стону. Бросить меня в жалком захолустье на произвол судьбы — лучший подарок к семнадцатилетию.
Не знаю, как долго длится моё безумие, но рада, что рядом нет ни души. Мне не нужна жалость окружающих, мне вообще больше никто не нужен!
Постепенно прихожу в себя и медленно бреду всё дальше по утоптанной дорожке, со всех сторон окружённой голыми ветками кустарников.
Шаг-другой и я спускаюсь к каменистому берегу небольшой реки. На удивление спокойной и живописной. Подхожу ближе к воде, отмечая, что та кристально чистая и до глубины прозрачная. В лучах утреннего солнца она кажется нежного голубого цвета со слегка бирюзовым оттенком. У самого берега переливающимися кристаллами поблёскивают мелкие льдинки. Ступаю по ним, безжалостно разрушая старания морозной ночи, и как маленькая наслаждаюсь забавным хрустом. А затем замираю.
Мои кеды. Вчера, безвозвратно испорченные, а сегодня, натянутые наспех после разговора с отцом, они выглядят совершенно новыми. Но разве такое возможно? Становится неловко от мысли, что кто-то их очистил специально для меня. Но когда? И зачем? Однако, очередной порыв ледяного ветра вмиг выметает из головы ненужные мысли.
Озябшими пальцами зачерпываю полную горсть камней и со всей мощи бросаю их в реку, наблюдая, как изумительно гладкая поверхность покрывается круговыми разводами.
— Тревелин! Тревелин! Тревелин! — с ненавистью в голосе выплёвываю наименование дыры, в которой застряла по воле отца.
— Дурацкое название! Дурацкий город! Дурацкая страна! — срываюсь на крик. Меня всё равно не услышат. До ближайшего дома мили две не меньше.
Злость на отца затмевает глаза. От беспомощности и безнадёжности опускаются руки. В горле першит от холодного влажного воздуха и комка горьких слёз. Не так я представляла себе свой семнадцатый день рождения! Не здесь! Не в полном одиночестве и забытье!
Новая порция камней летит в реку. Но даже они — промозглые, бездушные, склизкие — сегодня настроены враждебно и с брызгами опускаются в воду в непосредственной близости от меня. Мокрые разводы моментально расползаются по любимым небесно-голубым джинсам известного бренда, подгоняя отчаяние достигнуть своего апогея.
— Ненавижу! Ненавижу! — надрывно ору, жадно топая по воде у самой её кромки. Моя одежда испорчена, но разве это имеет значение, когда искорёжена вся жизнь.
Чувствую, что дрожу. Мне холодно от дикого ветра и сырости, а ещё страшно: здесь, на другом конце света, я осталась совсем одна.
Натягиваю рукава толстовки на заледеневшие пальцы, а холодный, как у бродячей собаки нос прячу в высоком воротнике. Вот только теплее мне не становится.
Закрываю глаза и делаю глубокий вдох в надежде немного успокоиться, но тут же ощущаю неимоверной силы толчок в спину, а затем, как в замедленной съёмке, лечу носом в ледяную воду.
Наудачу успеваю выставить перед собой руки и приземляюсь на четвереньки, мысленно сгорая от желания придушить шутника.
— Марс, ко мне! — раздаётся глубокий мужской голос, который, впрочем, тут же сменяется безудержным смехом. Громким. Диким. Нескончаемым.
Ладони немеют от стылой воды, которая ко всему прочему бессовестно затекает в кеды и полностью пропитывает и без того убитые джинсы. Пытаюсь подняться, но утыкаюсь взглядом в огромную свирепую морду громадного пса и теряю дар речи.
— Заблудилась, Барби? — сквозь смех, бесцеремонно спрашивает весельчак, даже не думая забирать от меня своего лохматого друга, а я боюсь пошевелиться. Нет, конечно, в Мадриде у меня тоже была собака: Чарльз — чистокровный, породистый чихуахуа с изумительной родословной. Вот только этот здоровенный, неухоженный кобель не идёт с ним ни в какое сравнение.