— Размазня! — подхватив сумку с инструментами, Алексютович кинулся к мине.
Алексютович вошел в воду. Он прислонился спиной к камню и хотел оттолкнуть мину ногой, но нога соскользнула, и набежавшая волна обрушила на него полутонный железный шар. Он вскрикнул от боли и до крови прикусил нижнюю губу. Левая рука оказалась между корпусом мины и камнем. В глазах поплыли мутные круги. Алексютович чувствовал, что куда-то падает. Омытый холодной водой, он очнулся.
«Сейчас ударится о камень и взорвется», — мелькнула тревожная мысль. Алексютович грудью навалился на мину. Левым плечом он уперся в корпус мины и правой рукой попытался достать ключ из сумки, которая лежала тут же на камне. Тупая ноющая боль сковывала движения. Алексютович опустил поврежденную руку в соленую морскую воду. Оглянулся — Соловьева не видно.
«Молодой еще совсем. А у страха глаза велики»,— подумал он о матросе и снова потянулся к сумке. Едва наложил ключ на свинцовый колпак, как мину подкинуло на волне, и ключ полетел в воду. Алексютович выругался, навалился на железный шар всем телом, стремясь оттолкнуть его подальше от камня. К счастью, в сумке был запасной ключ.
Вывинчивать колпак одной рукой неудобно и, главное, долго; Алексютович выбился из сил. А волны, перекатываясь через мину, уже несколько раз накрывали его с головой.
Вздох облегчения вырвался из его груди, когда первый колпак упал в воду. Он протянул руку с ключом ко второму колпаку, но волна снова подбросила мину, и Алексютович ощутил острую боль в груди. Дыхание перехватило. Хотел расстегнуть крючки на воротнике кителя, но в руке — ключ. Потеряешь его — тогда конец. Пересиливая боль, уперся в мину, но сгоряча не рассчитал. Мина соскользнула с плеча, и волны опять бросили ее на Алексютовича. Снова — режущая боль в груди. Казалось, кто-то вонзил длинный нож между ребер. Он выпустил мину и погрузился в воду…
Когда он выплыл, мина раскачивалась у самого камня. Алексютович рванулся к мине и протиснулся между ней и камнем. В этом было единственное спасение от взрыва.
Вначале второй колпак вывинчивался сравнительно быстро, но потом правую руку точно подменили. Она не слушалась, падала в воду. Алексютович скрипел зубами, злился, усилием воли заставляя руку с ключом двигаться. Еще один оборот — и второй колпак скрылся в бурлящей воде. Третий, словно маятник, раскачивался перед глазами. К нему потянулась рука минера.
Но ключ все чаще и чаще соскальзывал с выступов на колпаке. Когда он справился с третьим колпаком, то уже не мог пошевелить рукой. Оставался последний, четвертый колпак. Во что бы то ни стало вывернуть, и слабеющей рукой он снова потянулся к колпаку.
Мина терлась о плечо, точно хотела повернуть человека спиной к камню. В глазах замелькали блики, но сознание было ясным. Оно заставляло действовать. Один оборот ключа, второй, третий… Только бы не потерять сознание, тогда он утонет еще до взрыва мины.
Четвертый колпак скатился в воду…
На берег он выполз на животе. Хотел разжать пальцы правой руки, но они намертво сжали ключ. Так с ключом в руке и скатился он в какую-то яму…
Очнулся минер от резкой боли: руки человека в белом халате прикасались к его груди. У берега стояла санитарная машина, и рядом с ней — Соловьев.
— Сломаны три нижних ребра и раздроблена кость руки, — сказал врач.
Алексютович притворился, что не слышит врача.
— Соловьев, — позвал он матроса, — дайте закурить.
Матрос подбежал, торопливо достал папироску, протянул ее инженер-подполковнику, зажег спичку. Глаза его мигали и смотрели в сторону.
— Соловьев, — тихо сказал Алексютович после первой затяжки, — я же вас учил не бояться мин.
ЧЕРТОВА ДЮЖИНА
Тишина повисла над предвечерней Даугавой. На рейдовых постах появились тревожные сигналы: «Движение судов по рейдам, гаваням и реке запрещено». Жизнь на реке замерла.
— Что случилось?
Этот вопрос задала Алексютовичу жена, когда за ним неожиданно приехала машина. Она хлопотала около стола, приготавливая ужин. Ей помогала шестилетняя Лидочка.
— Поел бы… Не успеешь прийти со службы, как опять…
— Потом, Валюша, потом! Самолет ждет, лечу в Ригу, — весело ответил Алексютович и потрепал по голове двухгодовалого сынишку, который, пыхтя и отдуваясь, с шумом передвигал тяжелый стул. — Скоро вернусь, не скучайте. Кстати, меня переводят в Ригу, вот и слетаю на разведку…