Соня опустила письмо на колени. Вгляделась в тёмную комнату, в неподвижный, будто серый воздух. Садясь утром в кресло с чашкой чая, она не могла представить, что всему этому осеннему уюту угрожает вовсе не солнце.
ДН – Дюжина Нормы. Название придумал Серый Вожак, её приятель Кирилл с самым необычным оттенком волос, который только можно представить у человека. Хотя, был ли он человеком? Под бременем навалившейся на неё взрослости Соня понимала, что Кирилл как раз и не мог входить в ДН. Её развитие преодолело те необходимые стадии, когда норма высчитывалась по количеству прыщей или жирной заднице, и переходила к показателям морали. Здесь Серый Вожак явно не добирал баллов.
Квадратный Хныч так и остался бы для каждого из них по отдельности всего лишь жалким уродцем, что получает бесплатный рисовый пирожок и горячий компот вкупе с бюджетным (по сравнению с другими) обедом. Но Вожак не смог бы существовать без стаи, поэтому формирование Дюжины Нормы стало для нелепого одноклассника началом конца.
Мучительный путь, по которому они гнали его нелепую маленькую тень, начинался на первом повороте от школы и пролегал в сторону его дома. Как назло, парень жил в отдалённом частном секторе. Когда они бежали за ним, временами сбивая дыхание смехом, Соня думала, что ходить по этим пейзажам каждый день – уже испытание, а уж бежать здесь от дюжины преследователей… Асфальт в самом начале пути сменялся пыльными неровными тропами, иногда их ботинки гремели по разбросанным вдоль территории заброшенного завода ржавым металлическим листам ограды. Однажды Соня наступила на брюхо дохлой кошке и всей компании пришлось остановиться и ждать, пока девочка, визжа от омерзения, очистит ботинок от червей и грязи разложения. В тот момент она подумала, что отвратительное всегда будет помогать отвратительному. Они упустили Хныча, чтобы настигнуть его в следующий вечер, когда…
«Я никогда ничего не рассказывал матери. Здесь мне есть за что вас благодарить – вы отставали за пару домов от моего. Она вас не видела. Я восстанавливал дыхание, прячась за соседской изгородью, и возвращался человеческим сыном, а не затравленной живой игрушкой. Но в один вечер вся тщательная маскировка лопнула. Я испачкал штаны.
Соня, ты помнишь, как маршрут изменился, и мы оказались на территории заброшенного завода? Я боялся этого места, когда проходил мимо него каждый день и ещё больше боялся, что когда-нибудь окажусь там вместе с вами. Тогда каждый подросток знал истории о ямах, закрытых ржавыми решетками. До сих пор не понимаю, какой цели они служили рабочим, но ты же помнишь, как они служили богатой детской фантазии? Кто говорил, что эти ямы завалены костями, кто-то был уверен, что это замаскированные ходы в секретные цехи завода. Легендой вашей шайки был ползучий старик».
– Дьявол! – с глухим стуком бокал остывшего чая завалился на бок. Махровый халат тут же намок на бедре. Тёплая жидкость не обожгла, но Соня вскочила с места так резко, как неделю назад отпрыгнула от взбесившегося отпаривателя. Она хотела бежать. Куда? Откуда? Хотя бы из тёмной, бесцветной комнаты. Вся эта пасмурная тишина вдруг стала гнетущей. Не выдержав, Соня щёлкнула выключателем.
Остановившись посреди комнаты, она долго смотрела на лежащее на подлокотнике письмо и понимала, что должна выслушать его до конца. Ей не хотелось вспоминать те «весёлые» погони, которые она уже успела омыть в своей памяти слезами стыда и раскаяния. Но если выбросить письмо недочитанным, воображение не оставит в покое – будет пытаться угадать концовку.
Для начала надо переодеться и умыться. Льющийся из гостиной свет захватывал часть коридора, но не доставал до поворота к двери ванной. Соня остановилась в нерешительности, вглядываясь в удивительную для полудня темноту. Забавно, она хотела провести этот день в тишине и сумерках, а теперь готова включить свет даже в кладовке.
Громко топая, девушка зашла в ванную, сняла мокрый халат и включила воду.
Чем быстрее она дочитает письмо, тем меньше мыслей соберётся в голове. «Что ему нужно?», «Писал ли он остальным?», «Стоит ли звонить в полицию?» Он говорит, что так и остался по ту сторону стены, нет, этот урод перелез её.