Мимо проходили люди, совершенно не обращая внимания на бредущих с низко опущенными головами подростков. Сколько их таких ленинградцы видели за это время. Маша молчала, постепенно осознавая изменения, молчал и Гриша. Везти тележку ему было совсем не весело.
Предстояло перейти мост, а там уже и… совсем недалеко за мостом было Охтинское кладбище, куда свозили умерших и погибших. Гриша думал о том, что если выживет, то будет приходить к Наде каждый день, ведь она стала очень важной. Правда, ее смерть поколебала веру мальчика в то, что он выживет. Но нужно было жить — ради маши. Ради того, чтобы она дышала, ходила, говорила…
Метроном побежал быстрее, говоря об обстреле или даже бомбах, но переглянувшиеся Гриша с Машей просто продолжили свой путь. Бросать Надю посреди улицы не поднималась рука. Казалось, эта смерть подкосила обоих, укрыв апатией. Они шли, слыша тревожный бег метронома, время от времени заглушаемый взрывами.
Спустя целую вечность, когда метроном сменил свой бег на мерное постукивание, ребята дошли до того места, где теперь будет лежать Наденька. Суровый дядька в военной форме записал имя и фамилию, кому-то кивнув, но Маша вдруг упала на колени рядом с телом, обнимая его в последний раз. Военные не мешали — они видели здесь многое, очень многое за прошедшие месяцы.
— Пойдем, Маша, — тихо проговорил Гриша, помогая встать девочке.
— Пойдем… — прошептала она. — Теперь наша очередь… Обещай, что не умрешь без меня! Обещай! — и столько мольбы было в этом крике, что мальчик даже всхлипнул.
— Я обещаю тебе, — вздохнул Гриша, зная, что смерть непредсказуема, поэтому не требовал такого же обещания. Он просто знал, что без Маши жить не сможет.
— Я тебе верю, — кивнула его девочка, прижимаясь к плечу мальчика.
Две понурые фигуры уходили. Как символ Блокады они брели прочь от братской могилы, не думая, казалось, ни о чем. Гриша покопался в кармане, доставая оставленный на крайний случай кусочек хлеба, оказавшийся прямо перед носом Маши. Ощутив его, девочка немного повеселела. Изменить они все равно ничего не могли, оставалось только смириться.
Откуда прилетел этот снаряд, ни Маша, ни Гриша так и не поняли. Сначала они услышали какой-то очень громкий свист, а потом городская улица вдруг исчезла, сменившись лесом. Было очень тепло, но ребят все равно грыз внутренний холод, поэтому они просто остановились, начав удивленно оглядываться. Вокруг был лес, пели птицы, что-то потрескивало, зеленела трава. Из под ног куда-то вдаль убегала тропинка.
— Что случилось? — безо всякого выражения спросила Маша. — Где мы?
— Наверное, тот свист был снарядом, — понял Гриша. — Тогда это загробный мир.
— Если это загробный мир, то Надя и мама Зина должны быть тут, — сделала вывод Маша. — Пойдем скорее!
— Хорошо бы, чтобы это не было очередной войной, как тогда… — ответил ей мальчик.
Не удостоив его ответом, Маша потянула Гришку за собой, уходя по дорожке. Но вот сил у мальчика было немного, да и резкая перемена местонахождения тоже сказалась, отчего Гриша почувствовал нарастающую слабость. Но он держал себя в железных тисках, не позволяя расслабиться, пока наконец деревья не расступились, показав поляну, да не простую.
Посреди поляны стояла изба, как их в сказках показывали — окошки, небольшая дверь, крыльцо, но самое главное — из-под строения высовывались гигантские, явно птичьи лапы. Это было, пожалуй, сюрпризом. Хотя Гриша не удивился — просто не было сил удивляться, как не удивилась и Маша, ожидавшая чего-то подобного.
— Изба на куриных ногах… — констатировал мальчик. — Значит… Баба Яга, получается?
— В сказках она деток ела, — заметила девочка, оценивая на глаз высоту крыльца.
— Ну мы так себе детки уже, — заметил Гриша, почесав частично выпавшие от голода волосы. — Да и есть в нас нечего, разве что кости погрызть.
— Да, кушать нас — так себе удовольствие, — хихикнула Маша. — Но дела это не меняет, я туда не залезу.
— Сейчас присядем, немного отдохнем… — мальчик едва стоял на ногах, понимая, тем не менее, что если уснет, то может и не проснуться, а это было, по его мнению, очень плохой мыслью.
В это мгновение изба начала медленно разворачиваться, будто красуясь. Повернувшись крыльцом точно к ребятам, строение поворот завершило. Открылась дверь, и из нее на крыльцо выбралась миловидная женщина, но сказать ничего не успела. Маша, вглядевшись получше, вскрикнула: