– Угомонись, Степаныч, я не предлагаю тебе работу под Новый год, знаю, что ты уже отпахал своё. Мы с тобой должны покумекать, как расставить силы 30, 31 декабря и 1 января. Усёк?
– Усёк, – кивнул Степаныч. – Боишься, что влетит тебе за девицу? Я бы тоже боялся… Дура! Я знал, что она такая, но не знал, что до такой степени.
– Какая? – навострил уши Батанов.
– Пробивная. Её в дверь гонят – она в форточку норовит пролезть. Она не из этих, она из тех.
– Прекрати, Степаныч, тех, этих, таких… Угомонись!
Оба насторожились. Кто-то безуспешно боролся с дверью, а та никак не хотела открываться. Борьба принимала всё более напряжённые обороты, наконец дверь распахнулась. Алина с торжествующим возгласом влетела в кабинет.
– В другую сторону открывается! – воскликнула Алина, щерясь счастливой улыбкой.
«Вот дура!» – одновременно подумали мужчины.
– Здравствуйте, Виктор Степанович! Константин Петрович, потерпевший спрашивает, когда мы вернём ему машину? Что ему сказать?
– Что хочешь, – покачал головой Батанов. – Что хочешь, то и говори. Хоть анекдоты рассказывай. Басни. Песни пой. Ты же опер. Или ты не опер?
– Опер! – насупилась Алина. – Опер. А кто же ещё?
– Ну, раз опер, вот и выкручивайся, говори потерпевшему, что считаешь нужным. Так, Степаныч?
– Так-так, – буркнул Виктор Степанович.
– А он кричит, цепляется к словам, ругается, – ябедничала Алина.
– Ещё бы ему не цепляться, когда у него тачку за шесть лимонов угнали. Ему что за такие деньги, хвалить тебя надо?
– Нет, зачем же. Хвалить не нужно, но и ругаться не стоит, – посетовала Алина, – от ругани тачка не реанимируется.
– Что? – округлил глаза Батанов. – Не реанимируется? Иди, Кузина, иди, работай! Не пей мне кровь, пожалуйста, а то я жене пожалуюсь. Ей не понравится, что кто-то ещё жаждет моей крови. Она не отдаст другой ни капли из моего организма. Кстати, что у тебя с лицом?
– Ничего, – обиделась Кузина, – обычное лицо. Щёки горят немного.
– И не только щёки, у тебя сплошной пожар на лице.
Алина окончательно обиделась и отправилась рассказывать байки и анекдоты обладателю римского профиля. Тот бесновался в каморке: бегал взад-вперёд по тесной комнате и что-то бормотал сквозь зубы.
– А-а, это опять вы! – набросился он на Алину, как изголодавшийся пёс. – Где вы ходите?
– У начальства была, а что?
Мужчина задохнулся от негодования. Мотал головой, не в силах произнести что-либо членораздельное. В каморке потемнело, как перед грозой.
– Я только хочу, чтобы исполнилось моё единственное желание, чтобы исполнялось всё, что я хочу! – выпалил мужчина, справившийся с внезапным онемением.
– Вы хоть поняли, что сказали? – вежливо осведомилась Кузина.
Потерпевший замолчал и присмотрелся к Алине:
– А что у вас с лицом?
– Ничего, щёки только горят.
– А-а, – замотал головой мужчина, – скажите, когда вы займётесь моим делом. У меня машину угнали? Я хочу знать, кто это сделал!
– Я тоже.
– А-а, – махнул рукой мужчина с римским носом, – когда вы наконец начнете расследовать моё дело?
– Я и сейчас этим занимаюсь.
– Каким образом?
– Вас слушаю.
– После разговора с вами у меня появился полноценный комплекс неполноценности! – крикнул мужчина, застонал, рывком открыл дверь и исчез в недрах уголовного розыска 133-го отдела полиции.
Алина посмотрела на себя в зеркало. Огромные красные и розовые пятна испещрили добрую половину лица.
«Аллергия! – ужаснулась Алина. – Проклятый чудо-крем. Проклятая продавщица! Она подсунула эту гадость мне назло! Что делать? Делать-то что?»
Алина посидела некоторое время перед зеркалом, затем вспомнила, как мама говорила, что нельзя долго смотреть на своё отражение. Это опасно. От зеркала исходит угроза всяких мистических осложнений. Алина побегала по комнате, мысленно ругая себя и продавщицу. Она напоминала себе потерпевшего с классическим профилем, который только что как оглашенный носился по каморке, пытаясь найти справедливость в самом несправедливом из миров.
«Что ж, придётся ходить с этим лицом! И не только ходить, но и жить. Другого нет и не будет».
Кузина полистала дело, выписала какие-то фамилии и отправилась на поиски потерпевшего с комплексом неполноценности.
Виктор Степанович угощал кофе незадачливого потерпевшего. Придвинул чашку поближе к краю, сыпанул две ложки растворимого кофе и залил крутым кипятком.