Ньюсон хотел было приписать постскриптум о том, что он не женат, но решил, что это прозвучит слишком безнадежно, и вообще, поскольку он ничего не сказал о жене или подруге, все и так было ясно.
Ньюсон никогда раньше не бывал в Стратфордеон-Эйвон. Он ожидал увидеть город с огромным количеством деревянных домов, прекрасно сохранившихся со времен королевы Елизаветы. В Стратфорде действительно были такие здания, но также было много и современных домов вдали от центра города, и именно на одной из таких улиц одним тихим воскресным днем, на пути домой от газетного киоска, с «Санди таймс» в руке, был похищен Нейл Брэдшоу. Оттуда он был доставлен в амбар, находящийся на ферме в двух-трех милях по дороге на Бирмингем, рядом с деревней под названием Сниттерфилд, где и умер.
Ньюсон встретился с Наташей у ворот фермы. Она приехала сюда из Лондона на день раньше поговорить с местными полицейскими.
– Они знают, где его похитили, потому что он вышел за газетой и не вернулся.
– И семья не волновалась?
– У него не было семьи. Он трижды разведен. Жил один, водил подруг, наверное. Сосед знает, что Брэдшоу так и не вернулся, потому что стоял во дворике и ждал его.
– Они пили вместе?
– Куда там. Ссорились из-за живой изгороди. Наш Брэдшоу выращивал поросль, которая перла вверх с ужасающей скоростью, и мужик из дома напротив собирался выяснить с ним этот вопрос.
– Но возможность так и не представилась.
– Нет, потому что Нейл Брэдшоу так и не вернулся.
Амбар, в котором нашли труп Нейла Брэдшоу, стоял на отшибе, изолированный от других фермерских построек большим полем, и именно здесь Ньюсон и Наташа встретились с Дугласом Годдардом, фермером, который сдал этот амбар убийце.
– Мы ни разу не виделись, – рассказал им Годдард. – Только по телефону говорили. Он сказал, что он художник, ему нужно работать в уединении и мой амбар подходит ему лучше некуда. – Годдард стоял в тени полуразрушенного комбайна посреди сорняков, уже подбирающихся к машине. – Он оставлял наличные в конверте в моем почтовом ящике у дороги, и он очень ясно дал понять, что если его побеспокоят, то он уедет и денег не заплатит. А мне-то что, тихий съемщик – хороший съемщик, скажу я вам, а платил он более чем достаточно. Я бы хотел добавить, инспектор, что я собирался внести эти деньги в налоговую декларацию, да я и сейчас собираюсь, хотя это просто кошмар, кровавые деньги! Я уже вообще-то подумывал отдать их на благотворительность.
Из последней фразы фермера явно следовало, что, не случись такой беды, Годдард и не подумал бы о благотворительности. Ньюсон понял из заметок, сделанных стратфордским полицейским, что мистер Годдард уже во время первого допроса очень сильно напирал на намерение вписать доход с амбара в декларацию. Несомненно, он рассматривал всю эту замороку с убийством как попытки неизвестного злоумышленника втянуть его в неприятности с Управлением налоговых сборов.
– Я был рад сдать ему амбар, потому что для зерна он мне пока не нужен, ведь вся земля на ферме под паром. Гляньте на мой комбайн, у него в кабине подсолнухи растут. Странное это фермерство, скажу я вам, но сейчас вообще времена пошли странные. Вы знали, что этот чертов отдел по защите окружающей среды заплатил мне за то, чтобы я засеял луга? Нет, объясните мне, на хрена нужен луг рядом с домом? Я ж одуванчиками не питаюсь.
– Луга – важный элемент биологической взаимосвязи, – объяснил Ньюсон. – Где дикие цветы, там и насекомые, а где насекомые, там и птицы.
– А где птицы, там птичий помет, – ответил фермер. – Или вот взять мою живую изгородь. Мне не разрешают ее уничтожить, мать ее! Просто потому, что там ночью ежики спят. Да какая мне, на хрен, разница, где спят эти ежи? Это вам, городским, интересно. Вы ни хрена не знаете о деревенской жизни, но все равно лезете куда не просят.
– Извините, вы путаете нас с людьми, которых хоть отдаленно интересует ваше мнение, – заметила Наташа. Она мучилась похмельем и была не в настроении мириться с причитаниями деревенщины-реакционера.
– Спокойнее, сержант, – сказал Ньюсон.
– Слушай, просто узнай у него то, что нам нужно, и мы сможем убраться с этого идиотского поля.
– Нельзя со мной так разговаривать, милая барышня, – возмутился Годдард.
– Можно, можно, – ответила Наташа. – А еще я могу проверить акцизные диски на двух ржавых драндулетах, которые я видела в вашем сарае. Не поверите, но в наше время транспорт нужно регистрировать.
– Послушайте, мистер Годдард, мы скоро уйдем, – сказал Ньюсон самым примирительным тоном. – Мне просто нужно, чтобы вы подтвердили тот факт, что только один раз видели вашего съемщика издалека.
– Я уже сказал, что ни разу его не видел, но однажды в понедельник утром, после того как убили этого бедолагу, я видел фургон, припаркованный около амбара. Я уже раньше говорил вашим парням, мне показалось, что это «тойота-хайас», но я не уверен, потому что мне велено было держаться оттуда подальше, ну я и держался.
– И вам совсем не было любопытно?
– С чего это вдруг? Парень сказал, что художник. А на искусство мне насрать. Он заплатил. А больше мне ничего не интересно.
– И фургон был там весь день?
– Да! – выдохнул Годдард с видом человека, которого заставляют повторять одно и то же. – Он стоял там весь понедельник и все еще стоял, когда я в тот вечер возвращался домой. Я запомнил, потому что играла музыка…
– Вы уже говорили следователям насчет этой музыки, но не сказали, что это была за музыка. Вы не помните?
– Я ее едва слышал, это ведь так далеко, да еще ветер к вечеру сменился, и я слышал только капельку. Старье какое-то, мы в детстве такое слушали. Знаете, Slade, глэм-рок и все такое. Во всяком случае, мне так показалось.
Инспектор Ньюсон поблагодарил фермера за помощь, и они с Наташей пошли к амбару, уже давно не видевшему зерна.
Убийство произошло здесь почти год назад, но место оставалось почти таким же, как тогда, когда из него вытаскивали изможденное, изувеченное тело Нейла Брэдшоу. То ли из-за лени, то ли из брезгливости Годдард ничего не убрал, и материал, которым убийца заткнул щели в стенах и потолке, был на месте, так же как множество досок, болтов и решеток, установленных с целью превратить амбар в надежную тюрьму.
– Наверное, он сделал все это прямо перед самым уходом, иначе Годдард не смог бы услышать музыку, – сказал Ньюсон.
– Может быть, – ответила Наташа. – Хотя если включить ее погромче, наверное, все равно было бы немного слышно.
– Он включил музыку, чтобы заглушить крики Брэдшоу.
– Именно поэтому, наверное, ты и связал это с делом Бишопа.
– Что-то в этом есть, тебе не кажется?
Они оглядели тихий, пустой амбар. Воздух был спертый и затхлый, пахло соломой и землей.
– Если бы убийца не перестал платить за аренду, полагаю, труп все еще был бы здесь, – заметил Ньюсон. В отчете было написано, что Годдард зашел в сарай только после того, как напрасно прождал деньги пару недель. – Полагаю, наш убийца прекрасно знал, за какое время человек может умереть от жажды, и, убедившись, что его жертва мертва, решил не тратить больше деньги на аренду.
Пол амбара теперь был голый, но фотографии с места преступления показывали, что некогда он был усыпан пыточными орудиями: клещами, зажимами, пинцетами и тисками. Результаты осмотра тела показали, что эти инструменты применялись для того, чтобы издеваться над гениталиями и сосками жертвы.
– Значит, он умер не от пыток?
– Нет.
– Но ему, видимо, было больно.
– Да уж.
Результаты вскрытия были ужасны. Убийца начал мучить жертву обеими руками, стискивая и тыча пальцами в соски и пах жертвы. На сильное стискивание правой и левой рукой особенно указывали многочисленные ссадины на груди.