Убедившись, что столик уже сфотографировали, Ньюсон надел пару перчаток и аккуратно передвинул крышку бутылочки. Затем он поднял ее за горлышко пинцетом и поместил в прозрачный пакет.
– Проверим, хотя мне кажется, что можно извести на эту бутылку хоть весь порошок, но отпечатков пальцев так и не найти. Наш друг хочет, чтобы мы знали, насколько просто убить человека, и чтобы при этом мы абсолютно ничего с этим не могли сделать.
– Эд, никакого «друга» пока нет, – напомнила Наташа. – У нас по-прежнему нет никаких доказательств того, что преступления, которые ты связал у себя в своем воображении, связаны в реальности. У нас пять трупов. Тебе не кажется странным, что мы не обнаружили ни одного связующего звена?
– Оно есть, Наташа. Просто пока что оно от нас ускользает. Мы пришли к тому, с чего начали: к еще одной безуспешной попытке понять причину великолепного и изощренного сценария смерти.
– Ты еще не знаешь, от чего умерла эта женщина.
– Думаю, он заставил ее выпить кислоту.
– Почему ты так думаешь?
– Он умудряется каждую пытку довести до победного конца. Это не всегда легко, но он очень старается. Для него очень важно, чтобы они умерли именно от того, от чего страдают. В Уиллздене для достижения цели ему пришлось использовать вещество, задерживающее свертывание крови. В Манчестере книги, переплетенные в ткань, после многих часов усилий убили здорового молодого офицера. Энджи Тэтум умерла, размышляя о результате своей пытки, и Нейл Брэдшоу тоже, хотя я не знаю, хотелось убийце, чтобы он умер от голода или от созерцания надетой на него юбки. А теперь Фарра Портер, которую превратили из загорелой блондинки в бледнокожего рыжика при помощи отбеливающей кислоты и краски. Убийца хотел, чтобы она умерла, но он не мог просто перерезать ей горло, потому что перерезанное горло не было частью необходимого наказания. Преступления должны быть связаны. Отсюда и моя догадка, что он добил ее кислотой, которая уничтожила ее кожу.
– Когда ты вот так объясняешь, все логично, но это просто догадки.
– Конечно, догадки. Это все, что убийца нам оставляет. Догадки.
Они пошли в спальню. Огромная дорогущая кровать с розовыми накрахмаленными простынями казалась нетронутой. Подушки были взбиты, покрывало разглажено явно руками профессионала. Нью-сон засунул карандаш в ящик тумбочки и открыл его. Внутри лежала упаковка презервативов и вибратор.
– Отличная штуковина, – заметила сержант Уилки. – Такую не найдешь в обычном секс-шопе для женщин.
И снова Ньюсон жадно ухватился за это наблюдение и отложил его на будущее. Еще одна интимная деталь, которой можно наслаждаться. Она знала о вибраторах. Интересно, а у нее есть вибратор? Эта мысль его очень возбудила.
– Презервативы французские, – добавила Наташа. – Очень необычные. Ребристые, разноцветные. Она явно привыкла держать все в руках.
– Только не в последние несколько часов своей жизни. Каким-то образом эта очень умная и супержесткая в политике дама все выпустила из рук.
– Этот ублюдок ее чем-то накачал.
– Но она не боялась, она впустила его в дом. Почему? Кто он такой? Почему все его впускают?
Ньюсон всегда чувствовал себя странно, находясь в самых сокровенных уголках чужой жизни. Только вчера одна лишь Фарра Портер знала содержимое ящиков своей тумбочки. Если она кому-то об этом рассказывала, то только по своей воле. А теперь люди, которых она никогда не видела, ходят и суют везде носы, как у себя дома. Ньюсона всегда смущала эта мысль. Жертва была как на виду. Убийца забрал ее жизнь, а полиция моментально прибрала все то, что осталось.
Он вдруг подумал о докторе Хейнзе, патологоанатоме из Манчестера, который ходил на похороны убитых. Затем он вспомнил мичмана Спенсера, которого в последний путь пришли проводить только родители, патологоанатом и какой-то солдатик, играющий сигнал отбоя на казу.
Они вернулись в ванную, где уже закончился первичный осмотр места преступления и доктор Кларк собиралась вынимать тело. Ньюсон оглядел просторную комнату. Фарра Портер жила в роскоши. На огромной раковине были золотые краны, полочки были аккуратно уставлены множеством дорогих бутылочек и пузырьков.
– Помимо самой ванны ничего не тронуто, – заметил Ньюсон. – Она вообще не сопротивлялась.
– Возможно, она была связана, – заметила доктор Кларк, – но кожа настолько повреждена кислотой, что я не могу ничего определить без микроскопа. Вы видели бутылку на журнальном столике. Наверное, рогипнол. Мне кажется, она проснулась в ванне и тут же подверглась пытке.
– Она была в сознании.
– Вероятно, да. Кажется, она немного мотала головой.
Пол рядом с ванной, с той стороны, где находилась голова, был завален полотенцами, забрызганными кислотой.
– А почему она не дергалась всем телом?
– Не знаю. Может быть, он прижимал ее шваброй или еще чем-нибудь.
Ньюсон оглядел ванную. В углу стоял унитаз с толстым сиденьем полированного дерева. Рядом с ним было биде, тоже с золотыми кранами. Толстые белые полотенца свисали с блестящего хромированного змеевика, безупречно чистые зеркала блестели в окружении итальянской мозаики.
– Кто бы это ни сделал, у него железные нервы и твердые руки. Он вообще ни к чему не притронулся.
– Может быть, он просто все расставил по местам.
– В любом случае впечатляет.
Ньюсон открыл стеклянную дверь душевой, роскошной кабины с кранами на потолке и по стенам. Все из золота, все вытерто насухо с момента последнего использования, ни одного пятнышка от воды. На полочке стояли бутылки с шампунем и кондиционером, рядом лежала мыльница с новым куском мыла в форме раковины, прекрасный, девственно свежий, нетронутый кусок мыла, вот только Ньюсон обнаружил на нем лобковый волос. Вытащив маленькую лупу из кармана и приглядевшись получше, он увидел, что кто-то специально воткнул этот волосок в абсолютно новый кусок мыла.
Волосок был рыжий.
Может быть, убийца выдернул волосок у жертвы и воткнул его в кусок мыла? Это казалось единственным объяснением. Если так, что это было: еще одна дикая ритуальная деталь убийства или сообщение для полиции? Может быть, он пытался что-то сказать? Ньюсон был рыжий. Может быть, убийца пытался что-то сказать Ньюсону?
За его спиной доктор Кларк давала указания полицейской бригаде, достававшей тело из ванны. Когда она заговорила, Ньюсону показалось, что он уловил эмоции в ее обычно профессиональном тоне.
– Инспектор Ньюсон, – сказала она. – Думаю, теперь я могу ответить вам, почему женщина не металась в ванне, а только трясла головой.
Ньюсон знал, что услышит. Он знал о телах, которые могли двигать только головой.
– Не могу сказать точно, но, судя по тому, как только что подняли тело, я думаю, у нее сломан позвоночник.
– Дьявол, – сказала сержант Уилки, войдя в ванную.
Доктор Кларк проигнорировала это замечание.
– Он хотел, чтобы она была в сознании, – продолжила она, – но не хотел, чтобы она сопротивлялась.
– Это предположение, доктор, – напомнил ей Ньюсон. Он никогда не видел, чтобы доктор Кларк была настолько очевидно расстроена, находясь на месте преступления, и чувствовал себя неловко.
– Это не предположение, инспектор, – продолжила она. – Это здравый смысл, мать его. Я могу отличить сломанный позвоночник от целого. Эта… этот скот… хотел, чтобы тело лежало в кислоте и не дергалось. Поэтому он накачал ее рогипнолом и парализовал, пока она была без сознания.
Несколько секунд в ванной царила тишина. Наконец сержант Уилки сказала:
– Я нашла ее ежедневник.
Она провела Ньюсона обратно в гостиную, мимо диванов к старинному буфету, который Портер использовала вместо бара. Здесь полно было бутылок солодового виски, старого коньяка и экзотических ликеров. Перед ними лежал ежедневник, разумеется, очень красивый, как все в жизни Фарры Портер, за исключением ее трупа. Книжечка была в кожаном переплете, пухлая, с искусно выведенными инициалами «ФП». На каждую страничку, исписанную уверенным почерком Портер, приходился один день. Самые важные встречи самой важной политической жизни… Парикмахер… макияж… телевидение… радио… фотосессия… парикмахерская… макияж, телевидение.