Хелен улыбнулась. У нее по-прежнему были ямочки на щеках, о чем Ньюсон давно забыл.
– Мне тогда просто ничего другого в голову не пришло, – прокричала она. – Ты хочешь уйти?
– Да, очень.
– Допей сначала.
– Ну уж нет. – Ньюсон протиснулся к бару и поставил полную кружку пива на мокрую стойку.
– Наверное, полицейские неплохо получают, – сказала Хелен, когда они вышли на улицу. – Я никогда такие напитки не оставляю.
– У нас расистам выдают премии, и еще я, естественно, беру взятки.
Было по-прежнему рано, и они смогли найти столик в ресторане «Ред Форт Индиан» недалеко от паба. В большом зале было жарко и много народу, поэтому Ньюсон снял пиджак Он заметил, что, несмотря на крошечные капельки пота на лбу, Хелен так и осталась в теплой кофте.
Они сделали заказ.
– Ты по-прежнему вегетарианка? – спросил Ньюсон.
– Да. Но теперь я ем молочные продукты.
– Продалась. Я помню, раньше ты даже кожаную обувь не носила.
– Я и сейчас не ношу. Так к тому же дешевле.
– Знаешь, я получил сообщение от Гари Уитфилда.
– От кого?
– Он был в моем классе, а не в твоем.
– Я ушла в конце четвертого класса. Я не всех помню.
– Ты видела сообщение Кристины Копперфильд? Ты ведь помнишь Кристину.
– Да, Эд, Кристину я помню.
– Ты читала, что она написала? Кажется, у нее все отлично.
– Кажется, она полная дура. Что, впрочем, неудивительно.
Принесли еду, и Хелен начала расспрашивать Ньюсона о его жизни. Он рассказал, что получил диплом социолога и потом диплом юриста, рассказал всю правду о своих отношениях с Ширли, умолчав только о том, что она имитировала оргазмы.
– Мне кажется, я оказался в полиции, потому что не захотел быть адвокатом. Хочешь верь, хочешь нет, но я не вижу здесь противоречия с тем, что мы когда-то обсуждали. Я знаю, во всех полицейских видят цепных псов, но я там, потому что верю в правое дело. В общем, я считаю, что от нас больше пользы, чем вреда.
– Поверю тебе на слово.
Ньюсон не хотел говорить о себе. Две с половиной бутылки пива «Кингфишер» оказали свое обычное воздействие, и он захотел спросить, проколото ли у Хелен еще что-то, кроме ушей и ноздри.
– Ну, – сказал он, – а что насчет тебя?
– Я изучала литературу в Уорике, но бросила. Потом пошла работать в Оксфордский комитет помощи голодающим. Большую часть девяностых я провела в Африке, работая в гуманитарных миссиях.
– В Африке? – сказал Ньюсон. – Я никогда не выезжал за пределы Европы. Наверное, это потрясающе.
– Это ужасно. Я была только в голодающих районах.
– А-а.
– Домой вернулась уже давно. Там можно побыть какое-то время, но потом выгораешь дотла. Да, и еще у меня есть Карл.
– Твой парень?
– Сын. Ему шесть лет.
– Это так странно звучит. У тебя шестилетний сын. Нет, просто потрясающе: в прошлый раз, кода мы виделись, мы сами были детьми.
– Двадцать лет прошло, Эд. Я ведь должна была хоть чем-то все это время заниматься? Я сейчас работаю в «Кидкол». Ну знаешь, телефонная горячая линия для детей, страдающих от издевательств в школе. Ее еще всякие знаменитости поддерживают. Может быть, ты покупал наши значки в форме слезинки. Это не моя идея, даже не думай! Мне кажется, что они отвратительные и потворствуют идее беззащитности жертв. Взрослым не обязательно превращать детей в жертв. Для этого есть другие дети.
Ньюсон слышал об этой кампании. В ней участвовали различные звезды, и весь город был увешан рекламой.
– Они просто молодцы, да? Почти столько же известных персонажей, как в «Комик Релиф» с их красными носами.
– Ну, начнем с того, что это для детей, а это всегда хорошая реклама, и с Диком Кросби нам очень повезло. У него просто невероятные запасы энергии. Он преобразил «Кидкол». Вся хитрость со знаменитостями – убедить их на самом деле участвовать в проекте. Телефонные друзья, письма, все такое. И конечно, они наперегонки спешат к Дику. Людям нравится быть рядом с деньгами, даже если эти деньги чужие.
Конечно, Ньюсон знал о Дике Кросби. Все о нем слышали. Он был новым самородком от бизнеса, вроде создателя Virgin Ричардом Брэнсоном. Симпатичный, простоватый на вид предприниматель, владелец гостиниц, телекомпаний, лайнеров, самой большой в мире вертолетной компании. Он брался за все, что казалось ему интересным. Он раньше всех проникся идеей компьютеризации и купил тысячи компьютеров для школ, в результате чего сам Тони Блэр кооптировал его в «главные компьютерщики» своего кабинета.
Помимо вступления в «Кидкол», его последним достижением было приобретение сети «Нэшнл телеком», и для того, чтобы подвигнуть людей больше общаться голосом, а не эсэмэсками и имейлами, он пообещал вручить миллион фунтов тому, кто сделает миллиардный телефонный звонок.
– Да, кажется, он действительно парень что надо, – сказал Ньюсон.
– Он так много для нас сделал, но насчет «парня что надо» я не уверена.
– Почему?
– Потому что он делает абсолютно все только ради своей известности, – ответила Хелен. – И не думаю, что «Кидкол» – исключение из этого правила. Если он миллионер и хочет показать, что ему не безразлична эта проблема, почему бы просто не отдать нам эти деньги? Что это за хрень – миллион за звонок? Он мог бы просто отдать эти деньги нам. Он мог бы целый год выдавать нам по миллиону в день.
– Богатство – это относительная категория, так? Мы ведь тоже могли бы отказаться от этого ужина. Возможно, на эту сумму можно было бы неделю обеспечивать водой какую-нибудь африканскую деревню.
– Я не так часто выбираюсь куда-нибудь поужинать, – недовольно ответила Хелен.
– Да, Хелен, наверное, твоя работа не из легких. В любом случае Кросби участвует в огромном количестве проектов, и не только ради своей известности. Вообще-то он сотрудничал с нами, и ему это славы не прибавило. Он выступал на собрании Федерации полицейских по поводу проблемных семей в жилых массивах. Знаешь, когда одна семейка захватывает власть в курятнике и всех терроризирует. Не только в школах такое случается.
– Да, я знаю, Эд, и все равно я думаю, что он мошенник.
– А я думаю, для человека, который всю жизнь проработал в благотворительности, ты немного немилосердна.
Когда пришло время платить по счету, Ньюсон настоял на том, чтобы угостить Хелен. Она протестовала, но недолго.
– Может быть, это твоя плата за то, что бросил меня на рождественской вечеринке.
– Ты упоминала об этом в том сообщении. Я не думал, что бросил тебя. Ну… мы ведь… Мы были просто друзьями, так?
– Да ладно тебе, мы были больше, чем друзья.
– Мы были близкими друзьями, лучшими друзьями, но… ты ведь не была моей девушкой?
– Нет, наверное, не была. Я просто думала, что к тому все шло, вот и все.
– Правда? Вот это да. Извини… Это было бы… Ну, это было бы здорово, но…
– Но принцесса Кристина Копперфильд поманила тебя своим пальчиком, и я осталась стоять с двумя стаканами пунша, как полная дура.
Они выходили из ресторана, и на мгновение голос Хелен стал жестче. На улице Ньюсон вдруг понял, что извиняется за то, что он сделал двадцать лет назад и на что даже не обратил тогда внимания.
– Послушай, Хелен, я не подумал об этом. Ну, мы ведь были друзьями…
Вдруг Хелен расхохоталась.
– Черт возьми, Эд, это неважно! Мы были детьми. Какая разница? Я злилась просто потому, что специально накрасилась ради тебя, и ты знаешь, что это было строго против правил ярой феминистки тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.
Они рассмеялись.
– Все равно, Хелен, жаль, что ты тогда ничего не сказала. Я просто никогда не думал, что я могу быть интересен девушке…
– И что бы изменилось? Маленькая глупышка Хелен пытается оторвать тебя от школьной звезды? Да ладно, Эд, ты тогда был как кобель, унюхавший течную сучку. Я же наблюдала за тобой. И к тому же в те дни девочки о таких вещах не говорили, даже убежденные феминистки вроде меня. Spice Girls появились позже, помнишь?