Это была типичная девчачья квартира, забитая журналами, книгами в мягких обложках и обертками от печений. В гостиной стояло старое пианино, на котором явно никто не играл, потому что его крышку украшали многочисленные рамки с фотографиями стюардесс в бикини, наслаждающихся жизнью у бассейнов в жарких странах. Обеденный стол в нише у окна явно использовался не для еды, потому что на нем валялись фотографии, диски и кассеты, упаковки от нурофена и снова журналы. Повсюду были раскиданы подушки, а вокруг огромного телевизора валялись коробки от DVD. Перед телевизором стоял большой продавленный диван, на котором, по словам Кристины, все три девчонки частенько сидели и смотрели телевизор.
– Ты бы это видел. Пижамы, красное вино, шоколадные пирожные. Мы просто ужасны. У нас есть правило: если вдруг у всех троих нет парней, мы покупаем бутылку «Бейлиз» и до посинения гоняем на DVD «Грязные танцы» и «Бриолин». Кому нужны обычные мужчины, когда есть Патрик Суэйзи и Джон Траволта? К тому времени, как дело доходит до «Мы залипнем», мы начинаем подпевать – и поем каждое слово. Соседи нас ненавидят.
У стены стояла книжная полка, заваленная мягкими игрушками.
– Большинство из них не мои, – объяснила Кристина. – Их дарят девчонкам японские бизнесмены… А вот эта моя, конечно. Самый лучший и самый дорогой на свете друг, – сказала она, вытаскивая из группы слащавых тряпичных монстров старого-престарого Гарфилда с ленивыми глазами. – Поздоровайся с инспектором Ньюсоном, Гарфилд. Ты ведь его помнишь?
Ньюсон просто глазам своим не верил.
– Господи, Кристина. Это же не…
– Да, Эд. Он никуда не делся.
Это он подарил ей эту игрушку. Кристина обожала Гарфилда, как и большинство детей следующего за Снупи поколения. У нее были пенал и брелок с Гарфилдом и еще плакат на стене спальни, где Гарфилд говорил, что ненавидит утро. Ньюсон купил ей эту игрушку в подарок на Рождество и отправил уже после того, как она его бросила. Тогда ему казалось, что с его стороны это ужасно мелодраматический шаг. Он отправил вместе с подарком записку, в которой говорилось: «Я надеялся отдать тебе его лично, но этому не бывать. Счастливого Рождества разбитых сердец от того, кто всегда будет тебя любить».
Ньюсон последний раз видел этого Гарфилда двадцать лет назад, и теперь он снова ухмылялся ему, хитро прищурив глаза.
– Я так и не поблагодарила тебя за него, – сказала Кристина.
– Да. Но я не в обиде.
– Спасибо, Эдвард. – Она бросила игрушку на пол и обняла его. Через минуту они упали на продавленный диван, слившись в страстных объятиях.
После продолжительного и изощренного поцелуя, во время которого Кристина работала языком и губами так, как будто пыталась прочистить туалет, она отпустила его лицо, улыбнувшись широкой милой улыбкой, доведенной до совершенства еще в возрасте восьми лет.
– Так хорошьо? – спросила она, слегка коверкая слова.
– Да, очень.
– Я хочу продолжить с того момента, на котором мы остановились. – Кристина завела руки за шею и начала развязывать узелок бретельки.
– Этот Гарфилд ведь не твой любимчик, так? – сглотнул Ньюсон.
– Скажем так: я его сохранила. А в то время у меня таких подарков было море, как ты понимаешь.
– Не сомневаюсь.
– Я не все из них хранила двадцать лет. Но я решила, что он очень милый. Прямо как ты.
Она сняла топ, Ньюсон замер и в изумлении уставился на ее груди. Они были такие странные. Привлекательные, с этим не поспоришь, но странные. Конечно, он видел фотографии таких грудей раньте, два идеальной формы холмика, прикрепленные к грудной клетке, и немного странно, слишком высоко расположенные соски. Но он никогда не видел их вживую, и это было незабываемое зрелище. Кристина не переборщила с размером: они не казались гротескной карикатурой, как на страницах желтой прессы, но она явно выбрала себе большой размер, потому что ее груди смотрели на Ньюсона как два независимых полушария.
– Нравится? – спросила Кристина с легким итальянским акцентом.
– Еще как, – ответил Ньюсон.
– Ты же понимаешь, что это не мои.
– Правда? Да ты что? Неужели? Сроду бы не сказал.
– Пару лет назад сделала. Мне кажется, они просто супер. Я правда горжусь собой.
– Да уж, есть чем гордиться. Просто прелесть. Слов нет, – сказал Ньюсон, не совсем уверенный, что говорит правду.
– Они и раньше были немаленькие. Думаю, ты это помнишь, противный мальчишка.
– О да. Я помню.
– Так что и увеличивать пришлось намного, иначе не было бы заметно разницы.
– Да, ты права.
– Я знаю девушек, которые тратили на это тысячи, а когда раздевались перед своими парнями, те спрашивали, когда они собираются на операцию. Это же бессмысленно, да?
– Да, точно.
– Мне тридцать пять, Эд. В моей работе важен имидж, внешний вид и все такое.
Ньюсон хотел сказать, что не нужно перед ним оправдываться, но решил, что она может обидеться.
– Никому не нужны пташки с отвислыми грудями для рекламы корпоративного стиля. Я работаю на компанию, где моментально вылетишь, если станешь выглядеть не на сто процентов. Недавно уволили девушку, которая приехала из отпуска с коричневыми пятнами от загара на лице. И не говори мне о трудовом законодательстве. Они делают все, что захотят. Уроды и садисты.
Сегодня Ньюсон узнал много нового о жизни Кристины. Он считал, что она работает на себя. Теперь оказалось, что это не так и что она получает деньги за светлые волосы и симпатичную мордашку Это не карьера, это работа, и работа с предсказуемым концом.
– Ты выглядишь замечательно, – сказал он.
– Я пыталась внести их в счет трудовых расходов, – сказала она, глядя на груди. – Но не вышло.
– Какая жалость.
– Ну, хочешь потрогать? Конечно, хочешь, все этого хотят, даже девушки. Давай же, я хочу этого.
Ньюсон протянул руку и начал ласкать упругие груди Кристины.
– У тебя такие классные, нежные руки, – сказала она. – Ты всегда был очень нежным, Эд.
Ньюсон почувствовал огромный прилив удовольствия и признательности. Он был пьян и счастлив. Кристина сидела рядом с ним на диване, ее длинные светлые волосы падали на ее загорелые плечи, ноги она поджала под себя и так радостно улыбалась. Она казалась девчонкой-переростком, и он чувствовал себя так странно, поглаживая ее и трогая неловкими руками.
– Ну, – засмеялась Кристина. – Теперь вы знакомы, так что бояться нечего.
Она наклонилась вперед и расстегнула брюки Ньюсона.
– Боже мой, Эд! – воскликнула она в притворном изумлении. – Ты его тоже нарастил? Просто гигант. Впрочем, ты знаешь, что говорят по поводу мужчин небольшого роста!
Они оба засмеялись. Свободная, откровенная манера Кристины нравилась Ньюсону. Возможно, дело было в ее профессиональной подготовке по связям с общественностью, но она явно знала, как заставить мужчину расслабиться.
– Кажется, в тот раз я его не видела? – спросила она.
– Да, тогда мы так далеко не зашли.
– Невинные деньки. Поразительное, незабываемое время. Я на него кое-что надену, хорошо? – Она встала и отправилась в ванную, в коротенькой юбочке, прокладывая себе путь грудями. Через несколько секунд она вернулась. – Мы ведь взрослые и все понимаем, да?
Она надела презерватив на Ньюсона, встала, приподняв мини-юбку, и стянула трусики. Затем, грациозно избавившись от них, не снимая юбку, она поставила загорелые ножки по обе стороны от Ньюсона и опустилась на него сверху. Ньюсон не мог не отметить, что, несмотря на всю свою глупость, Кристина была девушкой высокого класса. Он определенно предпочитал секс с ней, а не с Хелен Смарт.
Так начался длинный и прекрасный вечер, полный нежного, спокойного, нетребовательного взрослого секса. Они занимались любовью на диване, Кристина была сверху. После этого они выпили бутылку «Баккарди», единственное, что было в холодильнике, и отправились в спальню, где снова занимались любовью, но на этот раз очень, очень долго на большой, мягкой двуспальной кровати с розовыми простынями и логотипом «Бетти Буп» на покрывале.