На другой день был консилиум. Склоняясь над Рябининым, врачи осматривали и выслушивали его. Один из них несколько раз проделал маленький эксперимент, смысл которого Рябинин хорошо знал. Врач надавливал пальцем руку больного и наблюдал потом, как медленно затягивается образовавшаяся от этого нажатия ямка в податливом, утратившем упругость теле. И тогда неожиданно для самого себя Рябинин проделал такой же эксперимент сам и просипел:
— Ничего. Коли на то пошло, бывало и хуже.
Слова его были ложью: никогда еще болезни не удавалось столь истребительно поработать над ним; но за словами стояла правда — правда его веры в выздоровление.
Врачи согласно закивали в ответ, но он-то видел, какие это были торопливые и рассеянные кивки.
Потом, когда врачи ушли и Екатерина Ивановна, держась неестественно прямо и пытаясь улыбнуться, опустилась возле койки на стул, Рябинин сказал:
— Вот такая ты бываешь, когда тебя фотографируют.
Вся содрогнувшись, она зажмурилась, будто спасаясь от чего-то слепящего.
— Ничего, ничего… — прошептал он, глядя, как она вытирает возле глаз кончиками пальцев.
После паузы она все-таки нашла в себе силы отшутиться:
— Видно, я никогда не научусь не робеть перед фотоаппаратом. Даже ваш Костя не смог сделать ни одного приличного снимка.
— Хотя и очень старался.
— Знаю.
— Он не зря старался, у фоторепортеров хороший вкус. Я могу гордиться.
— Не говори много, тебе не следует.
— А все-таки жаль.
— Что жаль? Что у меня нет хорошего снимка?
Он кивнул.
— Не страшно, родной: я не артистка, я всего-навсего учительница.
Через несколько дней он уже смог принять товарищей. Пришли Лесько и Атоян.
Как всегда озабоченно-хмурый, Кирилл Лесько положил на тумбочку несколько нераспечатанных писем. Пробурчал:
— Тебе, витязь. Редакционная почта.
Леон Атоян щелкнул по конвертам длинным пальцем:
— Получи я столько — обалдел бы от радости. Блеск! Ты гигант, Алешка!
Это было весьма неуклюже: многие в редакции, и прежде всего сам Атоян, получали такую же, если не более обильную почту. Рябинин улыбнулся:
— Куда-а там! Популярнейшая личность.
— А что? Точно!
Атоян изящен и непоседлив. Он старше Рябинина и Лесько. От лба почти до самого затылка — широкая лысина, но коротенькие черные с серебром волосы по бокам ее красивы.
Рябинин распечатал верхнее письмо. Оно было от колхозного рыбовода Долголапа. «Здравствуйте, многоуважаемый корреспондент товарищ А. Рябинин. Посылаю вам свои добрые пожелания. И еще шлет вам привет моя жена Татьяна Семеновна с новорожденной дочкой Тамарой. Когда вы ночевали у нас проездом, мы и не думали, что вы станете писать статью. А когда статья вышла, все в колхозе были очень удивлены и рады. Конечно, больше всех я. Теперь, наверно, и в области после такой вашей критики зашевелятся, окажут помощь рыбному хозяйству…»
Он не дочитал письма, — заговорил Лесько:
— Интересная на днях посетительница была…
Атоян перебил:
— Непостижимо! Фантастично!.. Это по поводу твоего очерка о директоре автобазы. Заявляется в промышленный отдел бабуся. Я где-то записал…
Он вытащил из кармана пачку бумажек: листок из блокнота, листок из настольного календаря, обрывок типографского оттиска; пробежав их поочередно глазами, сунул назад и полез в другой карман, за новой пачкой. Лесько косил на него черные, навыкате глаза. То, что Атоян искал, оказалось в третьем кармане.
— Ага, вот… Ефросинья Андреевна Сочина, шестидесяти четырех лет. Работала на автобазе уборщицей, теперь на пенсии. Пришла сказать от себя, какой у них хороший человек директор. Она давно собиралась… — Атоян снова заглянул в листок, — …с обиралась прославить его — прославить, чувствуешь! — в газете, но у ней не было денег на прославление. Денег на прославление! Блеск!.. А теперь, говорит, как раз когда директора прославили, она деньги скопила и просит отдать их тому, кто прославил. Это, значит, тебе. Развязывает узелок в платочке.
— Бросьте, маэстро!.
— Не веришь?! — Атоян подскочил. — Кирилл, скажи ему!
— Все правильно, витязь.
Все-таки он не очень поверил: присочинил Леон, прибавил от себя.
Когда они ушли, Рябинин закрыл глаза и долго отдыхал, вытянувшись и чувствуя ногами холодок спинки кровати. Потом он постарался вспомнить, как выглядит директор автобазы. Наконец тот возник перед ним: канцелярского вида, неулыбчивый, сухощавый.