— Выходит, вы читали, что я привез из Ямскова?
— Избави бог. А разве вы уже отписались?
— Статья у Волкова.
«А ты уже знаешь о статье, — подумал Рябинин. — Похоже, Волков говорил с тобой».
— Нашему брату газетчику, — продолжал Орсанов, — нечего было бы делать, если бы всякий смертный сразу показывал свое истинное лицо. Некоторые утверждают, дорогой Алексей Александрович, что человек вообще никогда не бывает на людях самим собой. Помните, у Франсуа Мориака: никто не показывает своего лица, большинство людей обезьянничает, рисуется, изображает возвышенные чувства или, само того не ведая, подражает литературным героям.
— Вы что же, согласны с этим?.. Больно уж смелое обобщение… И потом, что плохого, если человек старается походить на литературного героя? Важно, что за герой.
На лице Орсанова была все та же мягкая улыбка; он кивал чуть-чуть Рябинину: то ли в знак согласия, то ли в знак внимания, однако глаза его сразу поскучнели.
Улучив момент, прервал Рябинина:
— Я только цитирую «Клубок змей», Алексей Александрович.
— У вас завидная память. Но давайте вернемся к Зубку.
— Зачем? Я писал о Подколдевых.
— Подколдевы вовсе не главное. Главное — Зубок, — настаивал Рябинин.
— А не лучше ли продолжить наши философские упражнения? Хотя бы в вопросе о двуличии сына человеческого… Насколько я понимаю, перед вами была поставлена задача разделаться со мной, вернее, с моей статьей.
— Такой задачи никто не ставил.
— Буду с вами откровенен: у меня создалось впечатление, что Федор Вениаминович Волков по непонятным причинам не расположен ко мне.
— Чего не знаю, того не знаю. Я столько времени отсутствовал.
— Именно поэтому я и рассказываю вам. Едва на столе Федора Вениаминовича появляется что-нибудь мое, он начинает крутить носом.
— Мы всегда недовольны редакторами.
— О-о нет, тут особый случай. Волков даже попросил нашу библиотеку сделать для него подборку всех моих опусов за год.
— Это, пожалуй, лестно.
— Вы думаете?. А ведь придет время, когда каждый умеющий писать будет сам себе редактором.
— Не скоро.
— Или хотя бы каждый наделенный правом редактирования будет уметь писать сам.
— Волков не умеет?
— Пока из-под его пера вышли две-три передовицы. Точнее, проекты передовых. Леон перелопачивает и пере писывает все от первой строчки до последней. От Волкова в них ничего не оставалось. Представляю, что бы он наработал, доведись ему, как нам с вами, — в командировку. Святых выносите!.. Какой головокружительный взлет: инженер-экономист на заводе, руководитель политкружка, внештатный лектор горкома, заведующий сектором обкома и вот — заместитель редактора областной газеты. Сказка!
Орсанов зажег погасшую папироску.
— Значит, Волков не ставил перед вами задачи перечеркнуть меня?
— А вы согласны, что своей статьей я перечеркиваю вашу?
— Объективно получается так.
— Но вы же не знаете, что я написал! Или Волков уже говорил с вами?
— Волков со мной? Не-ет!. Просто у меня есть основания догадываться.
— Не знаю, какие там у вас основания. — Рябинин откашлялся. — Но коли на то пошло, да, я считаю вашу статью плохой. Коли на то пошло, вредной. Но разобрался я в ней уже в Ямскове. Обстановка заставила, и люди подсказали. Не Волков, а обстановка и люди. Главная беда не в том, что двум грязным типам газета отвела почти полных три колонки, хотя красная цена Подколдевым — пятьдесят строк информации из зала суда. Журналист — деятель политический. Если хотите, деятель государственный…
— Алексей Александрович, голубчик, не надо! Поверьте, я тоже достаточно посвящен в эти постулаты! Вполне достаточно.
Орсанов встал несколько внезапно; обычно движения его были неторопливы и мягки, как и его речь, как и его улыбка. Раздавил папироску в пепельнице, механически отряхнул испачканный низ свитера, так, впрочем, и не очистив его.
— С вашего позволения пойду заканчивать рецензию. — Он улыбнулся Рябинину. — Завтра сдавать.
…Вернулся из типографии Лесько.
— Статья-то, оказывается, в наборе. Волков сам отправил.
— Фу, черт, гора с плеч!.. Сократил?
— Пустяки. Обычно он рубит не стесняясь.
— Ну, это он со мной так для первого раза.
— Возможно.
— Смягчил?
— Непохоже…
— Кирилл, ты рассказывал о статье Орсанову?
— Не успел, а что?
— По-моему, он от кого-то уже знает.
— Все узнают.
— Я не о том. Кто-то явно спешил.