В двенадцать он не выдержал и, прервав работу над письмом — одним из тех писем читателей, что должны составить целую полосу газеты, — позвонил Лесько.
— Что, мастер, похоже, я горю?
— Синим огнем.
— Снял?
— Да.
— Написал что-нибудь?
— Наставил вопросов.
— Он у себя?
— Нет. Появится — сообщу.
Лесько сдержал слово, и через несколько минут после его звонка Рябинин вошел к Тучинскому. Редактор встретил его тем же широким взмахом руки, тем же крепким рукопожатием, но на лице — столпотворение чувств: и недовольство, и досада, и неловкость, и сомнение.
— Уж очень тягостную картину нарисовали, Алексей Александрович. Господство ручного труда. Да еще женщины.
— Следовало приукрасить?
— Что значит — приукрасить? Дать, как оно должно быть, как оно, я уверен, и есть на самом деле. Свет и тень.
— На дистанции замечательные люди и скверные руководители. Свет и тень.
— Сгустили, сгустили, Алексей Александрович. И потом, эта «решетка». Начальник дистанции против, начальник отделения против. Ежнов звонил в службу пути управления дороги — там тоже против. Вся рота идет не в ногу, один Федотов в ногу?
— Статья неубедительна?
— Вы были у Ежнова. Дважды. Он высказал точку зрения обкома.
— Статья неубедительна?
— Ну, это уж похоже на обструкцию! Мы не можем, не можем так! Обком добивается одного, а мы — другого. Газета противопоставляет себя обкому?
— Коли на то пошло, Ежнов — это еще не обком.
— Тогда, выходит, и Бородин не обком, лишь секретарь обкома?
— А разве не так?
— Одним словом, поищите, поищите выход, Алексей Александрович!
— Выход есть: добавить еще один абзац.
— Какой?
— О Ежнове.
— Мы не развлекаемся, а ведем серьезный разговор… Кстати, одну статью в пику Ежнову вы уже напечатали. Ваш очерк о директоре автобазы, помните?
— Действительно. Мне и в голову не приходило. Значит, все не случайно!
Тучинский насупил белесые свои брови; он был явно не рад, что напомнил об очерке. Но Рябинин не собирался великодушничать.
— Вырисовывается стиль работы транспортного отдела обкома. Ежнов понятия не имеет, что делается на местах.
— Уж сразу обобщать…
Редактор глянул на стенные часы, провел ладонями по кромке стола.
— Подумайте, подумайте еще там с Лесько. Не спорю, статья интересная. Ее надо спасти. Даже обязательно надо спасти.
— Ценой спасения престижа Ежнова?
Тучинский страдальчески поморщился:
— При чем тут престиж? Обком дал установку.
— Надо пойти к кому-нибудь из секретарей.
— Ежнов уже переговорил со вторым.
— Коли на то пошло, обратиться к Бородину.
Тучинский снова провел руками по кромке стола.
— Подумайте, подумайте еще! Вместе с Лесько. Статья, повторяю, интересная. Федотов замечателен. И девушка — прямо перед глазами стоит… А этот Зубок! Гнать, гнать надо таких! Мало, судить!
— Ежнов назвал его крепким командиром.
— За всеми не уследишь… Поработайте, поработайте еще, Алексей Александрович.
Идти от Тучинского — не миновать двери к Атояну: один коридор. Дверь была настежь — Атоян подкарауливал.
— Алеша!
Закрыв за Рябининым, сдернул очки, швырнул их на стол.
— Можешь не рассказывать. Знаю… Сукин сын!
Дернул головой, скосил глаза куда-то вниз, в угол комнаты.
— А я тут с Валентином поругался. Вчера утром. Из-за тебя. Представляешь, что ему взбрело? Будто ты нарочно в Ямсков поехал — его подсиживаешь!.. Талантище, эрудит, уйма мозгов. Блеск! И пожалуйста — заскок. Рецидив эгоцентризма.
— Слушай, иди ты со своим Орсановым. Только мне и забот!..
В коридоре он все-таки почувствовал себя виноватым перед Леоном. В сущности, его слова были поддержкой: Орсанов Орсановым, но ты, Рябинин, мне дорог, и я с тобой. Хорошие ребята в редакции.
На глазах Рябинина в газете сменилось пять редакторов. Тучинский — шестой. Самый простой в обхождении, самый демократичный из шести. И самый человечный. Когда болезнь сваливала Рябинина, непременно оказывалось, что в редакции вспоминали вдруг о какой-то проявленной Рябининым и не замеченной прежде инициативе; издавался приказ, Екатерину Ивановну приглашали в бухгалтерию и вручали премию. И так было с любым другим работником редакции, когда он оказывался в затруднительном положении. Если кому-нибудь из сотрудников редакции случалось попасть в больницу, у главного врача раздавался телефонный звонок, и голос, уже хорошо знакомый главному, спрашивал, не надо ли какие-нибудь лекарства выписать из Москвы, не требуется ли отдельная сиделка, — можно будет найти средства для ее оплаты…