кто-то шевелился. - Ах, Витя, у вас же все равно не получается... - девичий голосок то ли плакал, то ли смеялся. - А нам-то хули?.. Ма-ал-чать!!! Когда пыхтишь под командиром гондонного взвода!.. - но ласковый девичий голос только рассыпался в ответ серебристыми хрустальными бляшками. - Витя, ты такой же острый, как и галька... - Ты - Галина? - движения внизу на минуту замедлились. - Нет, я Грета, - девушка томно смеялась, - Витя, раз вы такой половой гигант, давайте познакомимся, что ли? - Потом.. - он возобновил прервавшуюся деятельность. - У Галки триппер... - Слава стоял в недоумении. - Ну, ты что залип? - пьяная женщина потянула за штанину, он пошатнулся и упал, голова ударилась об относительно мягкую и довольно теплую человеческую плоть. - А-га! Получилось! - в это время луч фонарика прошелся по голым телам, высветив на секунду чьи-то поросшие пушком ягодицы под самым славиным носом - те волнами поднималась и опускалась, слегка раздвигаясь, как скалы перед аргонавтами. Женщина начала постанывать, когда фонарик перешел на лица... - Какого! - взревел Витя, намереваясь подняться, но женские руки удержали его и заставили продолжить движение. - Да, ладно, это только погранцы... - Ща, наверное гонять будут... - Слава понял, что с него стаскивают брюки: "Воры!" - Не, теперь не будут, - девушка рядом нежно провела рукой по его животу. - Им теперь не до этого...Пойдем, окунемся? - Нет. Я не могу. Там двенадцатый имам, он человека убивает, а вы свиней едите... - Ну, как хочешь... - девушка разочарованно отвернулась, и это было тоже обидно, он засыпал, море шелестело над ухом, там плыл гигантский змей, кажется Левиафан...Слава вежливо поздоровался, змей заставил его встать и повел в свой дворец; во дворце жили странные создания с большими овальными грудями, змей называл эти создания то ли русалками, то ли - нимфетками, и одна из них кричала: - Ро-ота! Па-адьем!! - Слава уже было решил поступить с ней, как тот грубый Витя с девушкой на пляже, но проснулся. Рядом действительно лежала русалка, под неестественно синим небом, в душном и влажном воздухе, на ее верхней губе блестел пот. - Это ты - Витя? - огромные хрустально-синие глаза придавали лицу величественное выражение, как у испанской королевы Изабеллы, что ли, или как там ее? - Нет, я Слава, - он сейчас же пожалел о сказанном, потому что девушка потеряла к нему интерес и вылезла из палатки; он понял, что ему очень плохо и что он умрет, потому что умрет.... прямо немедленно... Что-то прохладное коснулось ноги. - Ну, вылезай, купаться . - лицо Милы было непривычно опухшим: глаза-щелки, пластилиновые губы отвратительно вывернуты - маска экзотического демона, да и только. - Давай быстрей. На нудку пойдем. С ужасом Слава обнаружил, что совершенно раздет, смятые брюки валялись рядом, пиджак и рубашка тоже, под головой, вместо подушки. - Выйди, я оденусь. Немилосердно палило солнце, затуманенные мозги боялись лишний раз шевельнуться под черепной коробкой. Кто-то протянул ему пластмассовую бутылку из-под фанты с остатками бурой жидкости. С каким наслаждением он влил внутрь теплую кисловатую жижу! Все они уже шли беззащитные под безоблачным куполом неба, покинув унылую постоту выжженного светом лагеря. Шли сначала между раскаленных машин, потом вдоль плотно усеянного потными и розовыми, как китайская консервированная свинина, телами пляжа, дальше и дальше. Потом пришлось брести по колено в воде, огибая наглую скалу, слишком сильно выпиравшую в море. Ноги скользили и подворачивались, пытаясь освободиться из цепких объятий кожаных ремешков. "Австрийская обувь - это вам не разное дерьмо!" - уважительно подумал Слава, глядя на хлюпаюшие сандалии. Мила несла свои тапочки в руках. - Мила, одень брюки! Это неприлично, - только сейчас он понял, что она идет в той взрослой мужской футболке, подаренной странным Николасом. Это неприятно задевало. - Да ладно тебе, - потянув вверх слегка замоченный край, она скинула ее вообще и осталась голой. - Пришли! На набольшом пятачке расположилось человек двадцать, загоравших безо всего, еще человек десять плавыали недалеко от берега. Некоторые вроде были знакомы... Слава отметил даже одного негра, словно сошедшего с экрана из американского боевика - переливающаяся под атласной кожей мускулатура, добродушно-презрительное выражение лица. Лежит негр, загорает! - Ну, что ты опять тормозишь? Раздевайся. - Совсем? - он недоуменно крутил головой, взор невольно привлекли разнообразные женские формы. - А ты собрался ходить по пляжу в семейных трусах? - у нее действительно была уже грудь, маленькая, но вполне. Слава понял, что не сможет раздеться. Хитро прищурившись, Мила открыла в ослепительной улыбке передние зубы, верхний резец уже начал подгнивать. - Ты быстренько, спиной ко всем и в холодную воду, на баб не гляди! - томно изогнулась, - Ну? Мне одной плавать? - Да пошла ты!!! - сексуальной проблемы больше не существовало - ничто кроме обжигающей морской воды не могло принести ему радости. Вот он, рай! Нежная прохлада снизу, жаркий солнечный бархат сверху и беспамятно-голубое небо, блистающий мир... Если отплыть, не торопясь, еле-еле перебирая ногами, от берега подальше, то какая умиротворительная тишина! Штиль. Полная остановка. И замерло прекрасное мгновенье, не застыло мертво-неподвижное, а просто остановилось в спокойствии данного момента. Только мелкие рыбки суетяться стайками и по одиночке, юркие, деловые. Этот день - их. И слонце, и бурые пушистые водоросли - тоже. Загадочное зеркальное царство: нагромождение камней, дающих опору зелено-коричневой подводной тайге. Окунувшись пару раз, Слава лег на спину и расслабился. Впервые за эти дни он пришел в себя и ужаснулся: кровь, убийства, погони, все, что казалось таким заманчивым в детстве, было у него здесь, под самым носом, и угнетало гораздо меньше, чем туго перетянутый шарфик в пятилетнем возрасте. Треск, прорвавший прозрачную грань воды, и фырканье двух голов, вынырнувших с боков, ударили, подобно разорвавшейся гранате. Сильные руки потянули его вниз, вода хлынула в рот, забила ноздри. Едва успев задержать дыхание, он принялся размахивать кулаками направо и налево, всплыл. Головы со смехом удалялись в одном направлении, Слава, набрав побольше воздуха в легкие, ушел под воду. Где-то далеко впереди мелькали яркие пятки солнечные зайчики. Сильными гребками он проплыл, почти касаясь голым животом мягкой подушки водорослей. Что-то более упругое и холодное скребнуло по коже, он глянул и от неожиданности здорово хлебнул остро-соленой воды: из ращелины, путаясь вместе с коричнево-залеными прядями водорослей, выбивались иссиня черные, удивительно длинные человеческие волосы, сверху лежал камень, еще не успевший замшеть, наверное - с берега. Из-под него торчала тонкая девичья рука. Стайка мелких рыбешек свернула за угол, мимо растопыренных пальцев, под которыми пряталась лохматая "морская собачка". Брезгливо отфыркиваясь, Слава спешно поплыл обратно. - Ну, как? - одна из хулиганских голов оказалась милиной, вторая принадлежала красавице Грете. Они неторопливо подгребли к берегу и остались лежать в мелкой воде. Слава не мог смотреть на них без содрогания. - Там труп лежит. Женский. Я точно видел. - Мелко трясло все тело может, и от холода. Замерз.. - Ага, - лениво протянул сидящий рядом парень, - хиппушка какая-то с передоза кинулась. Ее панки в воду и закатали, чтоб с ментами не возиться. Решили на нее акул ловить, - парень шлепнул пестрой картонкой по двум другим, неуютно лежащим на серых камушках. - Без лапы-с, как и обещали-с. Не фиг было спорить. Только сейчас Слава понял, что рядом играют в карты. Он внимательно оглядел публику, сразу распознав долговязых парней со сбритыми висками, панков, прилаживавших самопальные акваланги и длинные, похожие на толстые спицы, штыри. На запястье одного была вытатуирована смешная растопыренная рыбка, с боку болтался не то нож, не то тесак.. Славе стало неуютно, когда Мила, махнув Грете рукой, поплыла вслед за панками. - Почему вы такой грустный? - пышная блондинка поднесла свои очки с темными кругами стекол почти к самому славиному лицу. Прямой римский нос, капризные губки слегка приоткрывают ровный ряд мелких зубов, ниже поглядеть Слава постеснялся. - Можно с вами познакомиться? - он с трудом кивнул, - Галина. - Это у вас триппер? - вопрос был нелепый, но вся компания радостно заржала. - Галя, не ходите туда, где вас уже знают! - долговязый молодой человек с цветной косынкой на голове весело тусовал карты. Блондинка обиженно отвернулась. - Да нету у меня ничего! - Извините, - принялся оправдываться Слава, - я не хотел... - Ах, отстаньте, - она лениво соскользнула в воду. - Какие вы все... - Ну, что? В писдом, наверное, пора? - долговязый с сомнением смотрел на солнце, - а то и сгореть не долго? Тут Слава заметил, как покраснели спина и живот; пот лез в глаза, голову напекло: "Ну и пляж! Ни тенечка!" Он брезгливо полез в воду, навстечу Миле. - Как акулы? - Нету их, - отплевываясь, Мила была похожа на обритого морского котика, - что они, придурки? Небось винтом несет аж до Турции. - Мила, а что такое "винт"? - Я тебе потом покажу, если захочешь, - девочка решительно поплыла к берегу. Оставаться в воде один на один с сумасшедшими и акулами Славе не хотелось, и он поплыл вдогонку. Народу на пляже заметно поубавилось, ни Греты, ни Гали видно не было, партия в карты закончилась, кто-то копошился у стоящих вдали под одиноким чахлым деревцем палаток..."Анчар ядовитый." Слава больше не стеснялся своей наготы, привык. Теперь это даже нравилось, он с удовольствием принялся разглядывать собственное тело. - Да ты ж сгорел весь! - кинула ему на плечи мокрую рубашку Мила. - Мила, а что такое "писдом"? - рядом как раз никого не было, и он решил вытащить из девчонки все, что та знает. - Дом отдыха. - А почему такое название странное? - Потому что он писательский. И живут там жописы, дописы и мудописы. - Кто-кто? - Жены писателей, дочери писателей и мужья дочерей писателей! - Она показала ему язык. - А по-моему это неприлично. Долго мы тут торчать будем? - А мы здесь не торчим, а находимся. И вообще! Останови внутренний диалог! И не индульгируй чувство собственной важности. - Че-го?! - А ничего! Переться по такой жаре? Да ты с ума сошел! Намочи лучше снова рубашку... - совет показался вполне разумным. Слава даже рискнул еще раз окунуться. Вылезая, счастливый и довольный, он чуть не заорал: Мила раздирала его штаны ровно пополам, от колена, на верхнюю и нижнюю половины. Рядом сидел Сашок и ел алычу... Потом Мила важно достала цветную нитку и стала аккуратно обшивать края штанин, еще пять минут назад, несмотря на все перенесенные трудности, составлявших вместе с пиджаком финский костюм. В шкафу, в Москве, их ждала совсем чистенькая, новая жилетка. И галстук... Галстук было жальче всего. Именно жальче, даже жальчее, настолько, что Слава сел и заплакал. Сашок перестал жевать и протянул полупустую знакомую бутыль. Жидкость в ней оказалась несколько иная, но того же разлива. - Ты что? - темные пальцы не переставая мелькали с иголкой взад-вперед. - Брюки-и-и... - У тебя там дырка, - она продемонстрировала сожженый край. - Зашить!!! - он попытался вырвать у Милы материю. - Так она же еще сгорела и разорвалась. Ты не заметил?! Слушай, а кто тебя за жопу укусил? - Слава сразу устыдился своей неприкрытости и понял, что так страшно зудело с самого утра. Но кто это мог сделать? Невольно он вспомнил девушку, рядом с которой проснулся... - Как же я ходить-то буду? - А мы тебе бриджи сделаем! Не ссы, стильно будет! "А зачем мне стильно?" - подумал Слава и обиделся. Чтобы успокоиться, он решил еще раз посмотреть на труп, провести дознание, если получится все-таки, возможно убийство. Сознаться самому себе в том, что ему было просто интересно, он не посмел... Обшарив почти все подходящие местечки, Слава так ничего и не нашел: ни девушки, ни панков, ни акул - как во сне или в детском кино, все исчезло, только плешивый камень. Кто-то вроде говорил ему, что акулы, водящиеся в Черном море, людей не едят, а питаються исключительно селедкой. Но все равно было здорово, только девушку немного жалко. Еще внизу мелькнуло что-то похожее на маленький автомат типа "узи", но он так и не смог достать, совершенно продрогший вернулся к берегу. Закончив уродовать его брюки, Мила принялась из обрывков делать себе что-то; когда она натянула обновку на себя, Слава понял, что это обшитая биссером жилетка, которая сразу покрылась морщинками трещин. Сашку она оказалась впору. - Ты зачем дамскими украшениями обвешался? - неодобрительно Слава разглядывал браслеты из мелких бус у него не руках, - ты теперь гомосексуалист, что ли? - Не, я теперь - хиппи! - мальчишка весело ухмылялся, - Я теперь у них жить буду. Мне панки разрешили. Вон, хочешь? Алычи поешь, сам набрал. - И где это ты ее набрал? - А тебе какое дело? Слушай, и чего это ты ко мне все время цепляешься?! - Сашок встал и обиженно пошел прочь, оставив на камнях полиэтиленовый пакет, наполненный желтыми шариками ягод. - Мила, нам надо вернуться в Москву! - Нет, пока подождем. - не глядя на него, она покачала головой, - До вечера. Сегодня отчим должен свалить в Ялту. Я не хочу попадаться ему лишний раз на глаза. - Тогда, может быть, ты посвятишь меня в хитрости мировой политики? никогда в жизни он еще не выражался таким красивым образом, но Мила ответила совсем не красиво: - Не суйся, куда не звали. - Значит меня никто никуда ни звал и ни о чем не просил? - он принялся злиться. - Ну... Ты пойми, тебе же легче будет: с дурака спрос меньше! - Я еще и дурак! - Ой, ладно. Полшли в писдом. - Нет, погоди!! - Пошли, пошли! Я тебя с ним познакоомлю... Внезапно ее лицо приобрело какое-то совсем другое выражение, панического ужаса, наверное. - Быстро!!! Вдалеке к пляжу шли два человека вполне приличного вида, их Слава раньше не встречал и ничего не почувствовал. Но Мила глядела широко раскрытыми кроличьими глазами именно туда и быстро собирала вещи. Он понял, что не будет спорить, потому что когда между ними и приличными людьми оказались панки, в руках одного приличного, того что поменьше, возник автомат, почти такой же, как на дне. Бежать надо! Бежать! Мила не стала даже одеваться, но Слава натянул "бриджи". Выстрелов не было. Оглянувшись, Слава увидел, что высокий панк, которого сильно шатало, выдергивает из спины бандита стальной штырь. Другой панк валялся на гальке, свернувшись эмбрионом, и было в его посмертной позе что-то банальное и одновременно непристойное. Зато бандит лежал очень чинно - так и не потерял своего приличного вида, пиджак даже на мертвом сидел гладко и подтянуто, лишь грязное пятно вокруг того места, откуда только что выдернули штырь, росло, напоминая о пролитом соусе, о неловких поворотах застольной беседы, о том, как не следует есть котлету по-киевски - но не об автомате "Узи". Автомат, кстати, мирно пекся под солнцем на границе сухой и мокрой гальки: ленивая вода то подкрадывалась к нему, то безучастно отползала. Всем остальным этот автомат, похоже, был и вовсе безразличен. Приличный спутник убитого раскорячился в низкой стойке и выписывал руками красивые восьмерки. Панк выписывал похожие восьмерки своим штырем, пытаясь проникнуть окровавленным острием в тело, укрытое (казалось - обмазанное) свежеголубым пиджаком. "Руки хорошо ходят, штырем не возьмешь. - Слава задумался; он был уверен, что панк победит, но еще не знал, каким образом... И вдруг его озарило: - Галька!" Панк, видимо, поймал славину идею или, скорее, догадался сам. Он провел штырем несколько головокружительных (но бессмысленных, знал Слава) комбинаций, для вида, конечно, и дождался, когда оба голубых рукава по пологим дугам пошли вверх. Рваный кед на ноге панка резко дернулся - движения самой ноги Слава не уловил - и увесистый голыш вонзился в обтянутый голубыми брюками пах. Банд