тайте сокровища и вон отсюда!!! - Да не юродствуй, ты. Почему-то Слава проникся к врагу дружеским сочувствием. - Никто тебя убивать не собирается! В ответ парень только громко захохотал и полез вместе с Милой ворошить внутренности вскрытых двух сундуков, разинувших белесые пасти. - Янтарь! - восторженно поднесла к глазам и даже понюхала Мила, вот-вот лизнет! - М-да, - наркоман казался разочарованным, - мин действительно нет! Сплошная "янтарная комната", тоже мне - тайна забытой цивилизации! - он даже пнул один ящик и скривился от боли, ругаясь по-немецки. - Ух-ты, тут еще и картины есть! - развернула тряпочку с ярко-оранжевым нарисованным абрикосом Мила, - настоящие соровища. Пропавшие шедевры. - Гореть должны хорошо, - пощупал материю наркоман, - погребальный костер, достойный истинного арийца... - Это тебя, что-ли? - тоже сунулся в ящики Слава - действительно барахло какое-то. - Да. Я - поволжский немец. Второй сорт. Но не третий, не четвертый... Я - немец! Немец! - Не врубаются, - с удовольствием вертела в руках какие-то желтенькие бляшечки Мила. - это ж - красота!!! Ты что?!!! Наркоман вываливал содержимое ящиков на середину помещения, туда же подобрал и аккуратно уложил в кружочек останки немецких солдат, сам удовлетворенно сел сверху, закурил медленно, торжественно, как в последний раз. - Держи, - кинул обратно Миле зажигалку и пачку. - Ты это, серьезно? - Мила учащенно задышала, сладко, волнительно влюбленная героиня! Героин только так себе... Избит, обшарпан и без зубов. Распаковал шприц, отвел в другой руке ампулу и посмотрел вдруг в зрительный зал: - Нет, огонь мне будет нужен! - Зачем? Почему-то Славе сейчас не хватало противного, обжигающего действия водки, ее вкуса, цвета и остро-механического запаха. - Огонь должен очистить мое тело и останки этих павших героев! - с разведенными в стороны и вверх руками парень стал похож на трагического клоуна. Сжав автомат, Слава хотел встать, чтобы остановить зарвавшегося вандала, но тот только расхохотался. - Твой магазин пуст. А она меня поймет... Зачарованно, как кролик на обедающего удава, Мила смотрела на шприц, покачиваясь вместе с ним: - Да-да. Не мешай ему. Прошу тебя, любимый мой! К кому отнести эти слова Слава не понял и остался на месте. Мила с придыханием шептала: - "Золотая", он же на "золотую" пошел!!! - ее восторгу не было предела. Всмотревшись в кучу, никакого золота Слава не обнаружил, только рыжий янтарь, тряпки и холсты без рам, да пара деревянных статуэток и одна из белой кости, в виде закутанного в халат толстого китайца - тот весело скалился, распираемый счастьем. "Может, это действительно произведения искусства? - пришла запоздалая мысль, - их спасать надо, в музей передавать!" -- но вспомнив про трупы, плававшие в воде у входа, Слава передумал. Не до того! - Друзья мои! - почему-то наркоман перешел на патетику, - я должен уйти, мой путь окончен, приведя меня сюда, чтобы я мог отдать последний долг, он погладил скалящийся рядом череп, - этим э-ээ, - на минуту запнулся, ладно. Все и так понятно, Поганка с меня живого кожу сдерет после всего. - Так он ушел?!!! - очнувшись от странного транса, Мила быстро пришла в себя. - Подожди-ка, подожди-ка! - Не подходи! - наркоман отвел ампулу подальше. - Разобью! - Ну, миленький! - заелозила девочка, - потом вмажешься! - Для меня потом может и не быть... - отломив верхушечку стекляшки, бандит стал наполнять шприц, - Лучше, сама понимаешь, самому себе "золотую" вмазать, другого такого случая может и не быть... Учись, пока я жив! - он гнусно хихикнул, потом поднял голову и подмигнул Славе, - это карикатура такая была. Давно еще. Старый хиппи молодого учит, как ширяться. - Да давай, помогу, - подсела поближе Мила, - Я умею. А то вторую-то как сам заправишь? Парень задумался: - Хорошо, и костер подожжешь? Мила быстро закивала. Парень тоже кивнул. - Ладно, слушай: за тобой тут все гоняются, нас таких почти всех собрали, вытащили. САМ приказал. Поганка, он у нас главный - что, куда, кому, он тут еще и свои делишки обделывет, и на стрем не кидается, потому и слинял. Ясно? Кивнув, Мила закурила: - Так что, вас здесь много, и все из-за меня? - Нет, - бандит помялся, - тут большая политика, мы еще следить должны.. - За кем? Он снова неприятно хохотнул: - За кем прикажут. По тебе уже один раз отбой давали, Поганка аж нутром позеленел, как на тебя наткнулся. Это ж он в Планерском отчет дал, все, мол... Он теперь на нас все валить будет, а я таких, на каких свалили, видал... Сам не хочу. Так что, давай меня моей заначкой... - бандит протянул сильную руку с закатанным рукавом, - посвети ей, парень. Сестра, пожалуйста по вене, ей тихо Ленин говорит! - пропел он теплым басом. - И пусть моя душа, вместе с ними, соединится в Валгалле... - Это только для воинов, погибших на поле брани! - Ты - женщина, ты ничего не понимаешь! Отто Розенфельд всю свою жизнь провел на поле брани! И погиб как герой и воин! - Так сколько у этого еще людей-то? - пришел к Славе неожиданный вопрос. - Здесь только мы были, еще в Симеизе, они за каким-то негром гоняются, шеф, наверное, канал новый нашел, или конкуренты... Но это так, нам не говорили. - Он сюда до утра не сунется? На душе у Славы посветлело. - Нет, сегодня не сунется. Может, и про нее промолчит. Башку-то сдали, значит, и задание выполнили... Бандит поднес руку к голове, как бы отдавая рапорт отцу-коммандиру. Мила не успела вколоть ему опий, игла прошла мимо. - Так может, тебе лучше с нами? - глядя на жидкость в стеклянной колбе, облизнулась Мила. - На чужой конец не разивай ротец! - лицо парня стало сразу как-то жестко-неприятным, будто холодными трещинками пошло. - Вас они все равно к ногтю приберут, - он даже сплюнул куда-то в темноту, - а меня они давно прибрали. Ты, дура, по колодцу-то можешь? Вша болотная! Отдай, - он вырвал у нее из рук шприц. - Изыди, сявка! Довольно забирая воздух через неплотно прижатый губы, бандит откинулся на ворох дребедени, к черепам. - Теперь огня. Да огня же! Фоер!!! Взгяд полубезумных глаз, безмятежно-спокойный, заставил Милу достать зажигалку и поднести к картине с прозрачным лимоном на тарелочке. Картина нехотя зачадила, потом язычок пополз по краю, сворачивая судорогой боли полотно. Всхлипнув, Мила выронила фонарик, тот жлостливо шваркнул об пол. Вознесенное к сухим человеческим останкам пламя радостно ожило, пожирая скопления органических волокон. Завороженный, Слава, не моргая, смотрел на желто-фиолетовые язычки, давно забытая песня, обхватив его за горло, душила невысказанным восторгом. Лежа на чадящем ворохе, парень взахлеб бубнил по-немецки стихи про Лорелею. - Э-эй!!! Опомнившись, Слава бросился тушить вонючий огонь, но только разворошил вспыхнувшую кучу, искры упали на бесчувственного наркомана, его одежда задымила. Зажмурив слезящиеся глаза, Слава попытался выхватить его из огня, но обжегшись, понял, что держит в руках белую статуэтку. - Бежим-бежим!!! - потянула его Мила. Дорогу, ведущую назад, к морю, перегораживал погребальный костер Отто Розенфельда, собравшийся прихватить еще кого-нибудь. Должно быть, в Валгалле соскучились... Мила заметалась кругами около Славы, толкая его нелепой сумкой, пока едкое пламя не прижало их к стенке. Плавилась и пузырилась краска на металлических ящиках, деревянные горели вовсю... Подняв руку к лицу, защишая лицо от жара, Слава заметил четыре черные кнопки не уровне груди: они были прижаты к стальной, еще холодной двери. Засуетившись, он принялся бестолково жать пальцами кругляшки, чуть жирноватые на ощупь. Что-то шелкнуло, но дверь не открывалась... - Крути!!! - пищала Мила. - Чего? - Винт, - она сунула его руки на круглую загогулину. Дурацкая железяка упиралась и не хотела сползать со своего привычного места. Перед глазами поползли глупые мурашки, когда, наконец, он понял, что дверь открывается внутрь... Длинный холодный коридор, темный, как ослепнуть, холодные узенькие ступени, крутые и высокие. Для кого их делали? Какой низкий потолок! Согнутые плечи шваркали по шершавому камню. Все, пришли. Стена. Камень. И камень, с выемками, полосами, ритмично. Люди делали. Откуда воздух идет, а он точно идет, по коже. Чуть-чуть. На что это похоже? Подземелье в компьютерной игре "Дум" освещено и потолок высокий, повороты резкие и вообще - хоть что-то видно! А здесь? Как в небытие провалился, если б не воздух, свихнуться не долго. - Мила. - М-мм? - Скажи хоть что-нибудь! - Я спать хочу. - Скажи!! - Отстань, - сбоку зашебуршилось, устраиваясь поудобнее, темное нечто. - Может, обратно пойдем? - Зачем? - Так, может, все погасло уже? - Ну и что? Ты знаешь, что мы прошли как минимум три развилки? Чтобы разрушить эту гнетущую тишину и восстановить ощущение реальности, Слава со всего размаху двинул кулаком по камню. Боль, пронзившая руку, заставила вскочить - перед глазами запрыгали искры. Ударившись головой о нависающий свод, Слава опустился обратно... - Звезды... - мечтательно протянула Мила, внутри славиных ноздрей теребил пряной кошачьей сладостью слабый запах ее пушистых волос. - Да, действительно. Галлюцинация, наверное... Ощущая полынное дуновение свежего воздуха из обрамленного черным провалом квадрата с блестящими хитрыми точками, Слава прислушался - недалеко спокойные голоса, смех... - Тихо. Встав на четвереньки, Мила поползла к выходу. - Вы-ле-заем... На всякий случай Слава поелозил вращающимся вокруг своей оси камнем. В щели набилось немного песка, поэтому тот ходил с трудом. Слава протиснулся вслед за девочкой. Они стояли в башне. Шаг вперед, и под ногами аппетитно захрустели стеклянные черепки. Сколько же звезд на небе! Конца-краю не видно, только черный бархат стен, драпирующий голое пространство под искрящимся куполом. - Вот, - чей-то теплый живой голос лижет душу. - ...Вот и пришла та бабка, вся простоволосая, патлы слиплись, и молчит все время. Только смотрит мать, стала ее дочь бледнеть, заболела и говорит матери, что, мол, бабка у нее кровь по ночам пьет... Стала та ночью смотреть и видит: подходит старуха к дочке, наклоняеться, а вся такая прозрачная... Утром глядит - девочка мертвая, а старуха изчезла. Потом дочь приходить стала, мать пустила ее... Теперь там только развалины, а по ночам свет светит. Все посмотрели в сторону горы, куда показывал рассказчик. Действительно, или показалось, мелькает маленький белесый огонек... - Вот так все и было. У костра повисла неловкая тишина. Глядя перед собой, на красновато-желтые язычки веселого пламени, напряженно замерли молодые лица. - А тут призраки ходят, - встрепенулся один паренек, - по стенам, на полнолуние. И в башне шум. Еще один авторитетно кивнул. - А по-моему, это все враки, - поежилась долговязая девушка в плотном махеровом свитере, - массовые психозы. Вот мы в пионерском лагере вызывали-вызывали, все пищат, а ничего и не было. Лишь бы попищать! Она презрительно повела плечиком, подняла глаза от костра вверх и всмотрелась в темноту. И в этой темноте вдруг повис ее тонкий, пронзительныйй взвизг. Зажмурив глаза, прикрыв голову ладошками, девушка ткнулась за широкую спину товарища. - Э... Ребята, вы кто? - полные губы товарища вздрагивали. - Генуэзцы, - глупо улыбаясь, ответил Слава. - Туристы, - еле вышептала, чуть заикаясь, Мила и быстро оглянулась через левое плечо.