оматной очереди. Он бросил из-за плеча взгляд на дорогу. По дороге мягко неслась злобная ящерица - автомобиль болотного цвета. Стреляли из автомобиля - по людям Рыбака. Слава упал в траву, заставил Милу упасть рядом. Машина остановилась, из нее вышли четверо в темных костюмах. Пятый охранник остался внизу, в Ялте, с головой, зажатой в пасти доисторического газированного автомата. - Не повезло бедолагам, - сказала Мила, - ищут нас и все время на кого-то напарываются. По другую сторону дороги кипела перестрелка. Люди Рыбака прятались среди берез, охранники выстроились в ряд и палили по ним в четыре ствола длинными очередями. Мила приподнялась на четвереньки и быстро поползла к дороге. - Куда... - удивился Слава, но сразу догадался: машина! Дверцы открыты, мотор не заглушен, кажется. За шумом выстрелов не было слышно. Когда Слава дополз до машины, Мила уже была внутри, скорчилась на сидении. Слава втиснулся за руль. Мотор урчал. - Сразу развернись, - шепнула Мила, - а то обратно в Ялту укатим. Слава не ответил. Он лихорадочно вспоминал, как управлять автомобилем. В первый раз, когда он удирал от бандитов на "москвиче", ему давал советы Сашок. Или не давал... Ага, вот сцепление. Сжавшись в комок - не дай Бог, голова появится в окне - Слава надавил на педаль. Теперь передачу поставить... Кажется, сюда. Ну, поехали. Слава вдавил до отказа газ и отпустил сцепление. Машина рванулась назад. - Задняя передача! - завизжала Мила, но сразу успокоилась, - так даже лучше. - Она подняла голову, - не верти руль, едем... Стоп! Сцепление! Слава распрямился на сидении, нажал на сцепление и на тормоз. Машина так резко остановилась, что все четыре дверцы захлопнулись одновременно. И охрана, и "рыбки" теперь смотрели в одну сторону - прямо на Славу. Мила передернула рычаг передач. - Вот, первая. Вперед, сразу разворачивай! Слава снова надавил на газ и бросил сцепление. Машина помчалась прямо на четырех охранников. Слава поспешно вывернул руль. Съехав с дороги, машина пошла по широкой дуге, поднимая из-под колес тучу пыли. Толчок!.. - Мы на дороге! Влево верти, влево! Слава послушался. Пыль улеглась, впереди лежала пустая дорога. А за спиной, приглушенно трещали выстрелы. Пуля цокнула по заднему стеклу. Мила испуганно оглянулась - и улыбнулась. - Броня. Что ты все на первой плетешься? Давай, меняй передачи. Зверь-машина. Зверь оказался ручным. Машина прекрасно слушалась, шла ровно, словно плыла над разбитой дорогой - не то, что "москвич". Слава почувствовал себя настоящим автогонщиком, прибавил скорости. "Рыбки" и охранники исчезли позади. - Не гони, - сказала Мила, - скоро серпантин будет, вниз. И меня укачивает. Но Слава не сбавлял скорости. Он боялся, что "рыбки" кинутся в погоню на мотоциклах. Дорога резко ушла вниз и в сторону - начался серпантин. Исчезли березы, началась обычная крымская растительность. Чего-то, правда, не хватало. Уже почти в самом низу Слава понял, что не хватает моря. От моря их с Милой отделяла бесконечная масса гор. Прямая дорога перечеркивала поля, уводя все дальше от моря, от "рыбок", охраны, выстрелов. По всей дороге - ни одной машины. Слава глянул в зеркальце: преследователей не видать. Мила просто оглянулась. - Никого. Слушай, останови. Меня тошнит. - Что? - не понял Слава. - Меня в машине укачивает. - Мила зажала рот ладошкой. - С детства. Не всегда, но... Слава разко нажал на тормоза. Хорошая машина, сразу встала, без рывков. Класс! Всю жизнь бы на такой катался. Мила успела выскочть наружу и тужилась, держась за ствол дерева. Но ничего не выходило. Душно, хотя и кондиционер работает. Слава опустил стекло, а потом и вовсе вылез, проверить, что случилось. - Извини, - Мила растерянно сидела на обочине, - я не хотела. Вот, ткнула пальчиком по ноге, - и колготки свои любимые порвала... Легко, одним движением, она стянула с себя ненужную теперь половинку целой колготки. Вторая половинка слетела сама. Слегка помяв в руке, Мила зашвырнула в кусты темный комочек. - Все, мамин подарок! - устало вздохнула Мила, - колготки недолговечны. Эти продержались дольше остальных. Она кокетливо протянула голую ногу вверх, немного подержала, покрутив носком: - И так красивая, правда? - на Славу Мила не глядела, только на свою ногу. - Ты балетом занималась? - наобум спросил Слава. - Да, два года балетом, год гимнастикой и пять месяцев фигурным катанием.- оттянув ступню с поджатыми пальчиками, она исполнила какое-то воздушное па. - Нравится? - Мила остановилась у капота машины и сложила ножки "бантиком" - пятки вместе, носки врозь. В кабаке черная футболка была аккуратно заправлена за широкий пояс юбки. Ночью не бросались в глаза ни неровность края, ни нитки, чуть вылезающие за этот край. Воздушные колготки, при всей своей относительности, делали девочку одетой. Сейчас Слава уставился на ее тонкие длинные ноги и никак не мог оторвать взгляд. Только краснел. Выпущенная наружу футболка доходила до края слишком короткой юбки, кое-где перекрывая этот край, делая юбку и вовсе бессмысленной и ненужной, а девочку голой. Поняв в чем дело, Слава поросил: - Заправь, пожалуйста футболку. - Так жарко же, - она откинула назад нечесанные волосы, косичек не было, один пушистый ком. На шее, по впадинке рядом с натянутой мышцей, блеснула длинная нить серьги. - Поехали, - со странной злостью на самого себя, Слава сел за руль. Чтобы успокоиться, хотелось разогнать эту великолепную машину, да шандарахнуть как следует в дерево покрепче. Так ведь не разобьется! Броня. "Варкалось. Хливкие шорьки..."- почему-то пришел в голову этот отрывок из книжки, которую читала в детстве мама. Может быть, потому что действительно не смеркалось, а все вокруг как-то воркалось. И дома, и люди, и дорога впереди. - Стой! - приказала Мила,- тебя заносит. - Да никуда меня не заносит, - попытался оправдаться Слава, но, все же, притормозил и остановился. Немного посидели молча. Слава расправил онемевшую спину. Людей на улице никого, машин нет. Что случилось? Только маячит впереди прилавок из поставленных на попа ящиков, рядом ведро черешни и еще чего-то. А продавца нет. Стоит пустой прилавок напротив калитки, лежат на весах красные помидоры... Тишина. Снова страшно. Слава осторожно вышел из машины, огляделся. Специально погромче захлопнул дверцу. Постоял, подождал. Ничего. Только ветер теребит листья на деревьях и падают на землю какие-то ягоды. Медленно подошел к ящику-прилавку. Аж дух перехватило. Глаза разбежались и никак не могли остановиться на чем-нибудь одном. Лежала плавной змеей-загогулиной красная колбаса, рядом еще коричневая - домашняя. Трехлитровая банка молока, пакет творога. Килограмма три. Это тебе не жидкий ресторан! А где хозяин-то?! - Эй! - Слава подошел к калитке и крикнул. Даже если все это просто ловушка, расставленная на дороге кровожадными джиннами для доверчивых добрых молодцев, он решил рискнуть. Оглянулся Мила доедала помидор и вертела в руках колбасу. - Брать будете? - спросила усталая пожилая женщина, вытирая измазанные землей руки о передник. Слава мог только кивнуть. - Сейчас подойду, - она, не торопясь, сполоснула руки водой из аллюминиевого рукомойника, подвешенного на жерди возле дома. Слава с нетерпением слушал, как бьется в ее ладонях металлический язычок. Мила уже жевала колбасу. - Творог возьмем? - зачем-то спросил Слава девочку. - Ага. И помидоры, и черешню! - Мила подозрительно ткнула пальцем в пакетик с мелко наструганной оранжевой морковкой. - А это что? - Морковочка, корейская. Берите! Вот, сливочки попробуйте... Сливки оказались густыми и сытными, как хорошая сметана. Слава даже спросил, какая она, сметана, здесь бывает. Неужели действительно ложка стоит, как бабка рассказывала про старые добрые времена. В сказки не верилось. - Нету, сметанки. Всю разобрали, - покачала головой женщина, - морковку тоже всю возьмите, под колбаску... И Слава взял морковку. Вот картошку молодую подумали и решили не брать. Ведро черешни разгрузили по драным полиэтиленовым мешкам. Мила спросила, где можно переночевать, женщина обьяснила про турбазу: - Чуть дальше по дороге, там указатель будет. Увидите. Дурацкая черешня вырывалась из пакетов и бегала по машине. Турбаза называлась "Орлиный залет", и Мила почему-то фыркнула себе в руку. Самым тяжелым оказался разговор с администраторшей, потной прыщавой теткой, которая выдавала только одну койку на один паспорт и грозила без паспорта вообще с базы выгнать взашей с миллицией. Но номера были только двухместные, поэтому Слава заплатил за одну койку, а добрая кастелянша выдала два комплекта белья. На всю базу работала одна душевая кабинка, поэтому помыться до отбоя, то есть до десяти часов, Слава не надеялся. Просто привел себя в порядок, как мог, в туалете. Впрочем, он был не один такой умный. Пришлось ждать очереди. Администраторша строго-настрого запретила есть в номере и распивать спиртные напитки, а также ходить по территории после отбоя. Но, видно, никто этого распоряжения не выполнял. Было шумно и людно. Слава еле нашел дорогу обратно в свой номер - маленький деревянный домик, разделенный внутренней фанерной пергородкой на две секции. В каждую секцию втискивались пара кроватей, одна тумбочка и шкаф. К шкафу Слава подойти побоялся: ножка одкосилась, сооружение опиралось на стену, дверца держалится на двух хлипких винтах, а другая намертво прибита гвоздями. "За что столько денег содрали? - удивился Слава, - в туалете грязно, душ не работает, столовая с семи часов закрыта!" Хорошо, хоть белье было читое и не рваное, немного сыровато, но ничего. Подрожав слегка, Слава скоро согрелся. Сказалась старая закалка. - Слав, ты спишь? - в комнату осторожно вошла Мила. - М-мм? - Это ты? - Я, я, - он почти уже заснул, уплыл в теплый и безопасный сон. - Опять Поганка? - А? - Она тихонько села на постель. - Нет. Я тут пару раз комнатой ошиблась. Слава решил не уточнять. Мила пощелкала выключателем. Свет не зажигался. - Слушай, - девочка уже разделась и легла, противно заскрипели ржавые пружины кравати, сетка под матрасом почти провалилась вниз. - Можно я к тебе лягу? Слава повыше натянул одеяло. - У меня постель разваливается! - Мила испуганно ухватилась за тумбочку. - А ты лежи спокойно, - посоветовал ей Слава,- не вертись! За стеной ритмично стучала и поскрипывала чья-то койка. Мила принялась считать: - Раз-два, ра-аз. Раз-два, ра-аз! - Прекрати! - попросил Слава и отвернулся лицом к стенке. Но там, за стенкой, принялась стонать женщина, ей вторил, порыкивая, мужчина. Если Слава закрывал глаза, то казалось, что никакой стены нет вовсе, и бесплатное эротическое шоу происходит прямо на его постели, и даже, как ни прискорбно, с его участием. Пришлось открыть глаза. Вскоре, минут через двадцать, стоны слились в единый победный клич, стало тише. Только кровать за стенкой все еще по инерции мелко дрожала. Слава принялся засыпать по новой: белые слоны вышагивают перед дворцом магараджи! Один белый слон, два белых слона... Раз-два, ра-аз... На балкон вышел смуглый магараджа-Бек со своей магарани на восемь мегабайт. Раз-два, ра-аз... Магараджа перекинул магарани через балконные перила виллы Ксения, задрал ей юбку и - раз-два-ра-аз... Поехал в такт вместе со слонами. Белые слоны шли тоже в этом ритме, выписывая летку-енку строем, не сбивая шага. А шли слоны прямо на Славу. И ему оставалось только развернуться, встать раком - и... Вскрикнув, Слава открыл глаза. Темно, за стенкой опять кровать стучит и поскрипывает... Тик-так. Тик-так. Бум-бам. Раз-два. Слава перевернулся на спину и стал глядеть в потолок. Порнографию Слава смотрел давно, два года назад. Брат притащил две трехчасовые кассеты, называл почему-то "собачатиной". Славу надолго не хватило - стало грустно и противно, брат гнусно хихикал, а то и открованно ржал во всю глотку. Оставшись с утра один, Слава пересмотрел первую попавшуюся - немецкую, почти до конца. Гадость все это! Гадость... Жирные тетки трясли сиськами и крутили себе соски, неестественно виляя жопами. Они закатывали глаза и высовывали язык. Потом мужики, которые до этого просто смотрели со стороны, тоже разделись и, грубо поставив телок раком, стали их шкиндиферить по очереди. Сначала одну, потом другую. Менялись местами. С юридической точки зрения Слава мог бы классифицировать это зрелище, как групповое изнасилование. Даже срок и статью примерил по УК издания 1978 года, но смотрел. Возбудился и выключил. Вот и теперь, от всех этих звуков поплыли перед глазами мерзкие тетки с накрученными сиськами. За стеной последний раз стукнулась кровать, и все стихло. Сон не шел. Что делать? "Только я глаза закрою... Только я глаза открою..." Кто это написал? Омар Хайям? Нужно просто переключиться, не думать. Думать, но о другом. О чем? О чем остальные мужики думают в эти моменты? Темные стройные ноги. Выше? Перегнуть через перила вторго этажа виллы "Ксения", чтобы свисала вниз и не рыпалась, накинуть черную футболку... Нет!!! Пришлось открыть глаза и опять глядеть в потолок. Слава повернулся и перевел взгляд на соседнюю кровать: - Мил! А, Мил! - позвал тихо, чтоб за стенкой не услышали. Но за стенкой все уже спали. Привстав на локте, Слава протянул руку. Близко. Пальцы сразу коснулись пушистых волос, утонули в них. Запах! Нежный запах, пряный - полынь под солнцем или лимонная мята? Скрипнули пружины, девочка что-то пробормотала и повернулась. Волосы проскочили между пальцев, его дрожащая ладонь замерла над ее лицом, едва касаясь теплой кожи. Ровное дыхание, Мила спит. Слава убрал руку. О чем он думал? Чего он хотел от нее? Стало стыдно и обидно одновременно. Вспомнил Симеиз, ее дрожащее тельце, такое хрупкое и сильное одновременно... М-да. Стоп. Надо сменить тему. О чем-бы таком подумать? нельзя же вот так всю ночь промаяться! Может, встать и походить? Не помогло. Слава осторожно сел на край своей постели, прислушался к милиному дыханию. Через стенку было слышно, как дышат соседи. Слава почувствовал себя полным идиотом. Артемон! Верный и преданный своей хозяйке Артемон - носить в зубах всю жизнь ей тапочки и кофе в постель. Сами собой сжались кулаки, Слава скрипнул зубами. Эта стерва, небось, уже и с Беком переспала, и с остальными, и с ... С кем еще, Слава боялся даже представить. Что себе может позволить такая вот в четырнадцать лет?! А все! Слава посмотрел ей в лицо: приоткрытые полные губы, чуть подрагивавшие ресницы. Что она видит сейчас во сне? Кого? Невольно Слава зарычал, тихо так, почти про себя. Мила замотала головой: - Мама, - еле-еле позвали в тишине ее губы, - не уходи! Мамочка... Сразу горячей волной нежности обдало сердце. Несчастный ребенок! А он? Просто грязная свинья! Серые предрассветные сумерки наполнили комнату. В прямоуголькине окна светлым пятном выделялся кусочек вечного неба.