Едва подойдя, тот церемонно поклонился и, получив, разрешения подняться, открыл было рот, чтобы спросить о королевне, но король остановил его.
- Спой мне, бард, - попросил он, пристально глядя на лютню.
Не смея ослушаться, юноша сел на мраморный пол и начал играть. Он пел о королевне.
Изменив своей привычке и открыв глаза, бард увидел, что король утирает катящиеся слезы. Лютня заплакала, когда он потянул не за ту струну.
- Вон! - проговорил король и жестом приказал юноше остаться. - Пойдем.
Алан повесил за спину лютню и последовал за правителем, давя в душе ужасное предчувствие.
«Она существует. Она - не сон!» - повторял он себе.
Они дошли до двери, и король открыл ее, пропуская спутника вперед. Юноша хорошо знал эту комнату, он бывал в ней так часто. Одно лишь отличало ее от сна, на кровати его не ждала королевна.
- Та лютня, на которой ты играешь, бард, принадлежит моей дочери.
Алан растерянно посмотрел на короля.
- Лютня исчезла десять лет назад. И каждую ночь в течение десяти лет я слышу ее звук в этой комнате. А еще слышу голос. Голос молодого юноши - барда, который поет о прекрасной королевне. До рассвета.
Голос короля сорвался, и он отвернулся. Алан, холодея в душе, спросил, срываясь на крик:
- Но где она? Где ваша дочь? Где Ирина?!
- Она умерла. Умерла десять лет назад, - сухо ответил король и быстро ушел.
Лютня слетела с опустившихся плеч и разбилась в дребезги, струны закричали, заплакали, и эхо подхватило их плач, разнося его по комнате.
- Нет, - прошептал Алан. - Нет. Нет!
Она замотал головой, отступил на шаг назад и уперся в кровать.
- Нет!
Только вчера юноша целовал в этой комнате сахарные губы прекрасной королевны, только вчера он сжимал ее в объятьях, зная, что увидит ее, зная, что сможет обнять наяву.
- Нет! Нет!
Он упал на кровать и зарылся лицом в постель.
- Нет!
Но постель не хранила запаха королевны. Простыни давно были сменены, и медовый аромат покинул эти покои.
- Нет...
Много часов спустя юноша встал и шатающимся шагом дошел до окна. Распахнув его, он увидел, как две горы соперничали высотой с высью неба, а жаркое июльское солнце отдыхало на их вершинах. Он видел, как внизу, очарованная спокойствием дворца, текла в подножье гор река.
Он был в мраморном дворце, в городе, где люди ласковы и добры, а женщины прекрасны, но где не было его королевны. И внезапно все потеряло всякий смысл: эти горы и солнце, река и дворец.
Что в этом прекрасного, если он не может любоваться ямочками королевны? Что в этом манящего, если он не может наблюдать, как она мирно спит, убаюканная его пением?
Вскоре бард ушел из дворца, оставив разбитую лютню в комнате прекрасной королевны. После этого кто-то видел, как он шел к реке, чтобы утопиться, а кто-то говорил, что он взбирался на гору, дабы спрыгнуть с нее и навечно остаться в мире грез со своей возлюбленной.
Трагичный конец барда Алана был предопределен с мгновения, когда он решил вечно петь для юной девочки, мирно спящей меж шелковых простыней. Тогда он положил всего себя к подножью ее ложа, не зная, существует ли она на самом деле, не ведая, как горька будет его судьба после этого мига. И все равно он, наверняка, поклялся бы петь ей. До рассвета.
***
Девушка утерла катящуюся по щеке слезу и посмотрела в обесцвеченные годами глаза старика.
- Так что же с ним случилось?
Он закряхтел, завозился и сказал:
- Обычно, я не рассказываю этого. Юным сердцам нравится слушать про трагичную любовь. Но тебе, мое сокровище, я расскажу, ибо ты поймешь.
Старик вздохнул.
- Бард умер. Умер в комнате королевны. Из дворца вышла потерянная тень, которая после долгих скитаний вернулась в леса и там переродилась в Белозара - верного мужа, ласкового отца и заботливого лесника. А покой его охраняла любящая Бояна. В том деревянном срубе мужчина, когда-то носивший имя Алан, и дожил свой век.