Саша. Я не хочу играть в оркестре.
Учительница. Открой книгу. Возьми бумагу и ручку. Ведь ты теперь знаешь, что бывает с антиобщественными элементами? С оппозиционерами?
Саша. Меня отправят в сумасшедший дом?
Учительница. Разумеется, нет. Читай вслух.
Саша. Точка имеет координаты, но не имеет размеров. Учительница. Психбольницы существуют для тех, кто не сознает, что творит.
Саша. Отрезок имеет длину, но не имеет ширины.
Учительница. Они осознают, что делают, но не понимают, что наносят вред обществу.
Саша. Прямая — это кратчайшее расстояние между двумя точками.
Учительница. Они осознают, что ведут себя антиобщественно, но они фанатики.
Саша. Окружность — геометрическое место точек плоскости, равноудаленных от заданной точки, называемой ее центром.
Учительница. Они больные.
Саша. Многоугольник — это плоская фигура, ограниченная прямыми линиями.
Учительница. И держат их не в тюрьме, а в больнице.
Пауза.
Саша. Треугольник — это многоугольник с наименьшим возможным количеством сторон.
Учительница. Замечательно. Прекрасно. Перепиши это десять раз, аккуратно, хорошим почерком, и, если ты будешь хорошо себя вести, я постараюсь пересадить тебя на другой инструмент.
Саша (пишет). Треугольник — это многоугольник с наименьшим возможным количеством сторон. Папу тоже заставляют это делать?
Учительница. Да. Он переписывает фразу: «Я играю в оркестре и не должен отбиваться от коллектива».
Саша. Сколько раз?
Учительница. Миллион.
Саша. Миллион?
Пауза.
(Кричит.) Папа!
Александр (кричит). Саша!
Кричит он во сне, на другом конце сцены. Иванов садится на койке, наблюдает за Александром. В паузах нижеследующего диалога оркестр берет отдельные аккорды.
Саша. Папа!
Учительница. Тсс!
Александр. Саша!
Музыка продолжает играть, в основном ударные. Это длится секунд десять, а потом все перекрывают резкие частые удары треугольника. Вскоре другие инструменты смолкают, остается только треугольник. Александр садится. Треугольник смолкает.
Камера
Иванов. Бери ложку, бери хлеб… (Оркестр.)
Кабинет
Иванов проходит в освещенный теперь кабинет и садится за стол. В оркестре один из музыкантов, из третьих скрипок, поднимается с места, спускается с оркестрового возвышения и также проходит в кабинет. Оркестр играет, и эта музыка пародирует движения скрипача. Иванов сидит за столом в кабинете. Скрипач превращается во Врача, подходит к столу и кладет на него скрипку. Оркестр все это время сопровождает его, и все его движения точно ложатся на музыку. Иванов вскакивает и кричит, словно бы обращаясь к оркестру.
Иванов. Ну все, довольно, довольно…
Музыка резко обрывается. Врач выжидающе смотрит на Иванова.
Иванов (Врачу). Простите.
Иванов садится. Врач также садится — смычковые аккомпанируют каждому движению. Иванов снова вскакивает.
Иванов (кричит). Я с вас семь шкур спущу!
Врач. Присядьте, пожалуйста.
Иванов (садится). Эти только ругань и понимают…
Врач. Как таблетки? Совсем не помогли?
Иванов. Не знаю. А какие таблетки вы им давали?
Врач. Послушайте, оркестра на самом деле нет. Никакое лечение не поможет, пока мы с вами не договоримся, что оркестра нет.
Иванов. Или, наоборот, есть.
Врач (ударяет по лежащей на столе скрипке). Оркестра нет!
Иванов косится на скрипку.
Врач. У меня есть оркестр, а у вас нет.
Иванов. Это, по-вашему, логично?
Врач. Такое уж стечение обстоятельств. Я музыкант-любитель. Иногда играю в оркестре. Хобби у меня такое. Мой оркестр настоящий. А у вас оркестра нет. Здесь вы — пациент. А я — врач. И раз я вам говорю, что оркестра у вас нет, значит — нет. Все логично…
Иванов. Я был бы счастлив не иметь оркестра.
Врач. Вот и славно.