Ржавая дверь, на которой еще остались следы черной краски, была закрыта снаружи. Я убрала пистолет в кобуру. Теперь я могу влезть к нему в голову.
Но сделать это сразу означает раньше начать тратить силы на бесполезный период времени. А ведь они даже не восстановятся. Их лучше приберечь на встречу с ботом. Ну сколько ему может понадобиться чтобы найти испорченный механизм? Минут десять дойти до деревни. Двадцать походить по рельсам. В целом, немного, но стоять все это время мне бы не хотелось, а поэтому я плюхнулась на пол и прислонилась спиной к стенке. Надо подождать.
Наручные часы показывали, что прошло тринадцать минут. Стоит посмотреть, как дела у… Осознание пришло неожиданно. Имя-то я так и не спросила. Как обычно. В университете с преподавателями была та же проблема. Только их я еще и в лицо не знала.
И вот еще что. Люди обычно ошибочно предполагают, что отправиться в чужое сознание означает получить власть над мыслями. Нет. Власть над мыслями и действиями дает гипноз, да и то, власть эта не абсолютная, а выборочная. А поход в сознание другого человека – это как играть в видеоигру и общаться по Скайпу одновременно.
Так или иначе, а отправить свое сознание в голову к тому подозрительному типу все же пришлось.
Его – а значит и мой – взгляд был направлен вдоль рельсов. Небольшим усилием воли от моего сознания отделился фантом – некое подобие видения у того, чей мозг был захвачен. Человек меня заметил.
– Не лезь в мою голову, – он нахмурился.
– Я не лезу, я наблюдаю, – все вокруг внезапно пошло резкими цветными пятнами, но видела и понимала их только я. – Еще метров пятьсот. Он впереди.
Фантом снова растворился, а наше с новым знакомым зрение вновь сплелось. Минуту или две он шел молча, но затем спросил:
– Ты еще здесь?
– Да.
– Что происходит, когда ты внедряешься в сознание человека? Ты можешь читать мысли или перерывать воспоминания?
– Нет, не могу. Я просто могу говорить с ним так, что видит и слышит меня только этот человек. И видеть его глазами. Ну, еще жертва не поймет, что я смотрю, пока я сама не заявлю об этом. На этом, пожалуй, все.
– А то, что я видел?..
– Фантом. Я вызываю его, когда мне нужно посмотреть на ситуацию под другим углом, а не чьими-то глазами. Ну и, конечно же, он намного заметнее. А вы с охотниками действительно знаете о моих способностях не так много, не так ли?
– Половина того, что мы знаем, – слухи, а другая половина – фантазии, вскормленные на страхе перед тем, о чем говорится в ранее упомянутых слухах.
На полузаросшем травой рельсе стоял бот. Точнее то, что раньше им было. Сейчас же это больше напоминало ком, состоящий из острых ножей, пил, гвоздей – всего, что могло нанести хоть какой-то вред. Он стоял к нам лицом и не предпринимал никаких действий. Под лицом я имею в виду круглую пластину, разделенную на две части: более крупную, с глазами-камерами, и помельче – нижнюю челюсть. Между этими двумя пластинами красовались кривые зубы в несколько рядов. Казалось, он вырывал клыки своих жертв и прикручивал проволокой к остальным. Фантом вновь отделился.
– У него есть сердце, я чувствую, как оно бьется.
– Чье сердце?
– Человеческое. Он тебя чувствует.
– Его зачаровали?
– Сделали биомехом. Потом расскажу, что и как. Сейчас ты должен убить его, ясно?
Он ничего не ответил, хотя мне стало интересно, как я сама бы решала проблему устранения. Хорошо, что папа так вовремя дал пистолет.
Резкая боль пронзила плечо. Я сначала не поняла, чье именно, и подумала, что ранение принадлежит не мне. Но потом, когда очнулась уже в своем теле, увидела перед собой обезображенную седую женщину. Она скалилась своими желтыми кривыми зубами и что-то кричала, а я все никак не могла оторвать взгляд от ее рта: там не было и половины гнилых зубов. Потом я перевела взгляд на левое плечо, откуда торчал достаточно крупный ржавый гвоздь. Должно быть, будет заражение крови. Сколько у меня прививок? Когда я делала последнюю? В школе? Или и того раньше?..
Правая рука сама потянулась и резким движением вырвала гвоздь и отшвырнула подальше. «Надо выстрелить в нее». Безумная старуха продолжала нечленораздельные крики вперемешку со смехом и какими-то всхлипами, пока свинец не угодил ей промеж глаз.
Сердце бешено колотилось, а боль тем временем медленно возрастала. Ранение несерьезное, но то, что гвоздь был грязный и взят неизвестно откуда, сильно напрягало. Чарование чарованием, а столбняк никто не отменял.
От трупа ужасно разило чем-то тухлым. Поскорее бы пришел этот мужик, с дырой в плече надо что-то сделать. Но сначала – убрать на место пистолет.
Мысли не думались. Сколько прошло времени, я не понимала. Циферблат часов казался наитруднейшим шифром для моего мозга. В дверном проеме нарисовался знакомый силуэт человека. Кажется, я пыталась что-то говорить, что-то осмысленное. Но на выходе было лишь: «Сжечь его надо, не сдохнет он так просто». И темнота.
Когда я очнулась, бойлерной не было. Я была в некоем подобии сарая, лежала на чем-то мягком, но на чем именно мне было неинтересно. Я проверила плечо, оно оказалось забинтовано. Приятный сюрприз от нового товарища. Если мне еще прививку от столбняка сделали – вообще все шикарно. Хотя, думаю, уже поздновато. Надо глянуть.
И точно – в потоке разноцветных пятен вся моя левая рука была черным сгустком. Нехорошо.
Следующее, что я сделала, – проверила состояние человека, чьего имени я до сих пор не знаю. Он держал в руке бьющееся сердце, а чуть дальше валялись обгорелые куски бота. Сердце наполовину состояло из двигающихся механизмов, и их движение сопровождалось металлическим лязгом.
– Знаешь, что с ним делать? – спросила я.
– Как-то раз я видел, – задумчиво начал он, – как такое сердце спасло человеку жизнь. Мне кажется, оно тебе нужно.
– Точно не хочешь его сжечь?
– Думаю, стоит попробовать помочь тебе.
И я вернулась в свою родную голову. Вскоре деревянная дверь сарая отворилась, внутри строения оказались солнечные лучи и мужчина с человеческим сердцем в руке. Он медленно подошел ко мне – с моей стороны он вновь был лишь темным силуэтом на фоне солнечного света. Силуэт присел и оказался совсем близко.
– Я не знаю, как правильно все это сделать. Ты мне поможешь?
– А у меня есть выбор? – мои губы расплылись в слабой улыбке. – Просто дай его мне, – я подставила руку, и в ней оказалось нечто теплое, липкое и размеренно сокращающееся. Я положила его себе на грудь, в область сердца, и оно рухнуло прямо внутрь грудной клетки прямо сквозь одежду. Никаких новых ощущений не последовало, поэтому стоило проверить наличие вредоносных веществ в организме иначе. Черные сгустки растворялись в ярко-красных, становились все бледнее, пока совсем не исчезали.
– Вроде работает, – решила оповестить я спасителя, которого сутки назад считала главной опасностью, и он выдохнул с заметным облегчением. Хотя, пожалуй, не стоит так наивно доверять каждому встречному, все-таки, я ему нужна из-за возможности контакта с Варей. Так что вернуться в ранг главной опасности он еще может успеть. Интересно, он работал на какие-то секретные инстанции? Да и вдруг вообще не на наши. Русским от него и не пахнет, если честно. Видишь его и сразу думаешь о Скандинавии. Или о фашизме. Но о Скандинавии, все же, думать было приятнее. – Но идти куда-либо я все равно сейчас не смогу, лучше подождать до ве…
– У нас нет времени на это, – он проигнорировал все мои попытки препятствовать, сводившиеся к округлению глаз, ибо только на это меня сейчас хватало, и поднял на руки.
– Меня камеры запалят, день на дворе…
– Я оставил машину на шоссе, камер там нет. Сядешь на заднее сиденье.
Когда он выносил меня из сарая, хотелось то ли повозражать, то ли сказать что-нибудь в духе: «О, северные боги, да куда положишь – туда и сяду», – но сил абсолютно ни на что не хватало, поэтому я уже расслабилась и отключилась.
В следующий раз я проснулась, когда мы уже подходили к машине. Машина оказалась Опелем Инсигния с горизонтальной трещиной на лобовом стекле и помятым диском на правом заднем колесе.