— Ему с рук сошло убийство, — прошептал Беннетт.
Да, так. Но только на время.
— Он был пьян той ночью, Айви, — продолжил Беннетт. — Он убил её. А копы и СМИ просто позволили ему выйти сухим из воды.
Она подумала о той чудовищной аварии со взрывом. О том, как пламя взметнулось в небо. Она оказалась там сразу же после аварии. Они с Беннеттом приехали вместе. Она видела последствия.
И приняла всю тяжесть боли Беннетта, даже тогда.
Его тетя находилась в той машине. Его тетя… она оказалась той, в кого поздно вечером сенатор ДюЛейн врезался на своём BMW после того, как выпил слишком много в своём доме. Его машина врезалась прямо в её, и тетя Беннетта… так и не смогла избежать пламени.
Но копы и пресса рассказывали совершенно другую историю. Скользкие дороги. Слишком сильный дождь. Трагический несчастный случай.
Непредумышленное убийство.
И что бы ни говорили Беннетт и его мать — им никто не поверил. Чёрт, в ту ночь у сенатора даже не был взят анализ крови на алкоголь, или… даже если и был, то он позже просто исчез.
«Деньги и власть».
Та ночь разлучила их с Беннеттом. Он так разозлился. Был полон ярости. И решимости добиться справедливости.
Он уехал из города. Вступил в ФБР.
А она…
«Осталась. Пытаясь сделать мир лучше. Пытаясь искупить вину. Просто это не всегда приносило мне пользу».
— Я не мог здесь оставаться, — произнёс Беннетт. — Не после этого. Не при том, что весь остальной мир обращался с ним, как с какой-то проклятой жертвой.
Нет.
— Он пытался откупиться от нас, — признался Беннетт.
Она знала это, и это ещё сильнее разбило ей сердце.
Желвак дернулся на его челюсти.
— Моя мать взяла эти деньги. Взяла его пятьдесят тысяч, даже не оглядываясь.
Мать Беннетта убралась из города и никогда больше не возвращалась. Отец Беннетта умер, когда он был ещё ребенком, как и мама Айви, и Беннетт…
— Зачем ты вернулся? — спросила Айви. Она правда не думала, что для него что-то осталось в этом городе.
— Ты не знаешь? — его глаза заблестели, глядя на неё, когда голова начала наклоняться ближе.
Её сердце заколотилось быстрее. Она хотела думать, что он вернулся ради неё. Что после всего прошедшего времени, ему всё ещё не всё равно. Что она нужна ему.
Но она не поддавалась иллюзиям. В любом случае, обычно не поддавалась.
— Почему? — снова спросила Айви нежным голосом.
Он поцеловал её. Не жестким отчаянным поцелуем. Не поцелуй я-изголодался-и-просто-обязан-тебя-поцеловать. Но глубоким. Медленным. Чувственным.
Её глаза закрылись, когда она прильнула к нему. Губы Айви медленно двигались с его. Её губы прикоснулись к его, и язык проскользнул внутрь, чтобы поддразнить. Она всегда любила его поцелуи. Он смаковал её в прошлом… и он смаковал её сейчас.
Он не был первым парнем, с которым она целовалась, но он был первым, кто научил её страсти и желаниям.
И первым разбил ей сердце.
«Я умоляла его остаться — ради меня».
Её руки поднялись и прижались к его груди. Она оттолкнула его, и голова Беннетта медленно поднялась вверх. Его взгляд отяжелел, этот его зелёный взгляд был слишком насыщенным.
— Ты же знаешь, что я хочу тебя, — сказал Беннетт.
Одного желания недостаточно, но…
«Возможно, пока будет достаточно».
— Ты мне снилась, — сказал ей Беннетт. — Так много ночей. Мужчина никогда не должен думать об одной женщине так, как я думаю о тебе.
— Как именно ты обо мне думаешь? — Потому что было бы хорошо это выяснить. Её собственный голос стал таким хриплым.
— Всеми возможными, бл*дь, способами. Я думаю о том, что хочу с тобой сделать и для тебя. — Когда он признался, его голос стал ещё глубже. — То, как я отношусь к тебе… это небезопасно, Айви. Нехорошо. Ты должна сказать мне, чтобы я держал свои руки подальше от тебя.
— Но мне нужны твои руки на мне. — Повсюду. — Но это ведь не я сбежала.
— Айви…
Она приподнялась на цыпочки. Минуту назад она сама оттолкнула его, но вот теперь обернула руки вокруг его шеи и прижалась к нему. Прежде она оттолкнула его, потому что поцелуй, хотя, конечно, и был хорош, но был неправильным.
Слишком медленным. Слишком осторожным. Слишком контролируемым.
Когда они соприкасались, то должны воспламенятся. Страсть должна взять верх. Она не должна быть слегка теплой. Хорошей.
Всё должно быть по-другому.