– Аллооооо! – говорит Кэнди, щёлкая пальцами перед моим лицом. Я моргнула. Дерьмо.
– Прости, мечтала о Кристиане Грэе.
Она испуганно уставилась на меня.
– Ты же знаешь, что он не настоящий, так?
– Забери свои слова назад, – шиплю я. – Для меня он настоящий, как и для Джека с Тедди.
– Твои вибраторы также не настоящие, сладкая.
– Оскорблять их тоже. Как ты посмела? – я возмущенно вздыхаю.
– Нам нужно, чтобы кто-то тебя оттрахал. Срочно, – она смеётся.
Я думаю, она права.
– Хорошо, но есть условия, – говорю я, попивая свой напиток. – Он не должен быть вонючим, пердящим, лысым или… без зубов.
Она открывает рот, чтобы заговорить, но я прерываю.
– Или без конечностей! – вскрикиваю я. – Он должен быть с пальцами на руках… и ногах… поняла?
Она пялится на меня.
– Боже, тебе точно нужно снять напряжение.
И это, возможно, правда.
– Давай, – говорит она. – Пойдем в уборную, наведешь марафет, и тогда ты будешь сидеть в баре как сексуальная штучка и возможно подцепишь себе самца на ночь.
Мы идём в туалет и проходим мимо пьяных, кричащих девушек, чтобы получить пространство перед зеркалом. Я смотрю на себя в зеркало, впечатленная тем, что я смогла достать такой потрясающий наряд за такое короткое время. Я откопала своё самое сексуальное красное платье, с открытой спиной, глубоким декольте, короткое и обтягивающее. Затем я порылась в огромном количестве обуви и нашла пару отличных чёрных лодочек. Мои блондинистые волосы были легко уложены: я с утра завила кудри на уровне талии и так проработала.
Макияж был довольно лёгким, хотя мои глаза немного покраснели. Обычно сияющие зелёные глаза сейчас были тусклые и уставшие. Вот что бывает, когда ты проводишь всё своё время перед компьютером. Я достала тушь из сумочки и подкрасила их, затем завершила все нанесением красной помады. Моя кожа не требует много макияжа, мой отец был итальянцем, и я унаследовала его безупречный оливковый цвет кожи. Я только однажды видела фото этого итальянца, когда он был моложе, но он был видным мужчиной.
Моя мама красивая женщина и меня не удивляло, что в какой-то период жизни она получала много мужского внимания. У нее тоже светлые волосы, только её кожа была бледнее моей и её глаза такие же зелёные. Она миниатюрная женщина и я унаследовала её телосложение. Я не длинноногая, отсюда и обилие обуви. Меня называли феечкой всю мою жизнь.
Были времена, когда я хотела встретить отца, но мама отказалась говорить со мной когда-нибудь об этом. Я не знаю историю. Я не знаю, что произошло. Я даже не в курсе, знает ли он о моём существовании. Всё, что я знаю, это его имя. Пьер. Вот и всё.
Моя мать после удаления опухоли головного мозга говорит совсем немного. Ей поставили диагноз пять лет назад и сразу отправили на операцию. В ходе оперирования важные нервы были повреждены и её парализовало. Она не контролирует свои ноги и сидит в инвалидном кресле, но управляет всем остальным телом и после множества тренировок, может говорить немного трясущимся голосом. Я заботилась о ней всё это время: я единственная, кто у неё есть, и я не могу позволить себе окружить её постоянной заботой.
Я могу позволить себе только сиделку, которая следит за ней, пока я на работе.
На это уходит много денег, но я не смогу остановится. Никогда.
– Боги, как твои волосы остаются таким блестящими, густыми и с этими сексуальными кудряшками? – спрашивает Кэнди, пропуская пальцы сквозь свои волосы и сердито их отдёргивая.
– Понадобилось много усилий, – говорю я, отодвигая её руки, и начинаю поправлять её прическу. У неё потрясающие прямые волосы. Не понимаю, чего она жалуется.
– Да чтоб твои итальянские волосы горели в аду!
Я тихо смеюсь и глажу её по спине.
– Смотри, ты выглядишь великолепно.
Она осмотрела себя, меня и затем объявила.
– Время найти тебе кого-нибудь для перепихона.
Мы обмениваемся понимающими взглядами, пока проходим мимо прихорашивающихся девушек. Кэнди что-то бормочет походу дела о «сфоткаться» и мы быстро выходим из уборной. Мы проталкиваемся в коридор, я иду впереди, и как только я заворачиваю за угол первого этажа, я врезаюсь в твёрдое, высокое тело. Я громко ухаю, и две руки хватают меня за предплечья, удерживая от падения со своих лодочек.
Я выпрямляюсь и отступаю. Всё, что я могу видеть, это белая рубашка, простая, с тёмно-красным галстуком. Замечу, рубашка растягивается на его очень накаченной мускулистой груди. Я медленно поднимаю глаза и вздыхаю, когда смотрю на одного из самых красивых мужчин, которого мне когда-либо удавалось видеть, даже красивее Дасти – черт, даже красивее Бреда Питта и Кристиана Грэя. Окей, Кристиан мог бы посоперничать… я трясу головой и смотрю в тёмные глаза.