Мое имя было аккуратно выведено черными чернилами на табличке, прикрепленной к изголовью одной из кроватей, на двух соседних табличках тем же наклонным почерком было написано «Кэрол» и «Салли». Кэрол и Салли тоже явно стеснялись.
Мы еще не переоделись в форму, что подчеркивало разницу между нами и дружной троицей в углу. Те гордо несли свою привилегированность. Их чемоданы успели попутешествовать, одежда была куплена в дорогих магазинах, а рассказы о проведенных каникулах были словно из другого мира.
Наша половина комнаты сильно отличалась. Наши чемоданы были новенькими и блестящими, мой – из бледно-голубой пластмассы, купленный по дешевке.
Таблички с именами были и на маленьких прикроватных тумбочках, и на больших платяных шкафах в углу спальни. Пока я расстегивала чемодан, девочки стали болтать громче. Как я и думала, они вместе закончили начальную школу при монастыре.
Мы с Салли и Кэрол обменялись смущенными улыбками и начали обустраиваться; я начала с одежды, это было еще терпимо, но когда настала пора застилать кровать, у меня снова скрутило живот. Я ждала этого момента с содроганием. Покрывала привозить не разрешали во избежание лишней стирки, и в списке вещей значилось два одеяла и четыре простыни. Неделей ранее мама отложила для меня два темно-серых армейских одеяла, и я с ужасом подумала (и не ошиблась), что у остальных одеяла будут пушистые и цветастые, отороченные лентой – я видела их в рекламе дорогих гостиниц и умоляла маму купить мне такое. Сейчас стыдно вспомнить, как важно мне было иметь новое одеяло, но мама, не теряя жизнерадостности, объяснила, что пособия, которое папе выделила армия, хватит только на оплату обучения. А еще форма… На одеяла пока денег нет. Не сейчас. Может быть, на следующий год, Бет!
Мне и так несказанно повезло учиться в пансионе.
Я до последнего не заправляла постель, откладывала минуту, когда придется достать уродливые одеяла со дна чемодана. Нарочно долго возилась с одеждой, пока все не ушли вниз пить чай. Кэрол тоже почему-то задержалась, поэтому узнала о моей беде. Она первая в школе увидела мои слезы.
– Не грусти! Мы привыкнем! – принялась утешать она.
– Я плачу не потому, что скучаю по дому…
Я потерла переносицу, первый раз взглянула Кэрол в лицо и обомлела от ее красоты. Длинные прямые светлые волосы, ярко-синие глаза. Под одной бровью маленькая родинка, словно создатель специально добавил крошечный недостаток, чтобы небесное творение походило на обычных людей. Я снова потерла переносицу, слишком подавленная, чтобы позавидовать неземной красоте.
– Одеяла… – краснея, прошептала я, чувствуя себя жалкой и глупенькой. – У меня ужасные одеяла. Стыдно показывать.
Для наглядности я вытащила серые армейские покрывала.
Кэрол молчала всего пару секунд, а потом лоб ее разгладился, как у человека, нашедшего выход из сложной ситуации. А потом я в одну секунду поняла, что за человек Кэрол. Она не стала говорить, что мои одеяла не так уж плохи, она просто сдернула с кровати одно из своих.
– Мы поделимся. Серое снизу, розовое сверху. Никто не увидит.
Невероятно! Я готовилась умереть от стыда! И вдруг нежданное избавление! Меня спасла совершенно незнакомая девочка. Знаете, я сразу ее полюбила. Я-то думала, что людям с такой потрясающей внешностью совсем не обязательно быть добрыми – они и без того всем нравятся. К чаю мы спускались вместе, Кэрол ободряюще улыбалась. Я с удивлением и облегчением подумала, что обитель Святого Колмана лучше, чем я ожидала.
За чаем с пирожными Кэрол рассказала, что попала в пансион, потому что мама выиграла в лотерею.
– Я предлагала промотать – круиз, машина, что-нибудь в этом роде. Но мама завела песню про образование и «возможности», вот я и здесь.
Папа Салли тоже был военным и получил пособие. Ее родители так же, как мои, решили, что ребенку хватит прыгать из школы в школу с каждым отцовским переводом, потому что пора готовиться к экзаменам. Салли пожаловалась, что мама всю дорогу плакала. Мы понимающе закатили глаза – ох уж эти родители! – а сами очень по ним скучали.
Переводя взгляд с Салли на Кэрол, я чувствовала – это начало чего-то важного.
Той ночью, уткнувшись в подушку, я вдыхала запах дома и представляла, как мама улыбается мне поверх гладильной доски. Потом, проведя рукой по розовому одеялу, я поблагодарила Бога за новых друзей.
Я до сих пор люблю розовый цвет. Он напоминает мне Кэрол.
Глава 4
Здесь, во Франции, меня называют Кароль. Кароль. Ударение на последнем слоге. Я привыкла. Я ко многому привыкла.