– Ну и что?
– А то, что это знак вежливости, все равно как приподнять шляпу перед проституткой. Так вот он этого не сделает. Потому что американский спортивный автомобиль – это не спортивный автомобиль. На него смотрят, как на таракана на дороге. И это факт.
– Хорошо, что же тогда спортивный автомобиль? – спросил Чарли.
– "Эм-джи", «ягуар», «толбот» или «альфа ромео», «феррари», «гиа»...
– Ну, ладно, ладно, – сказал Чарли.
– ..."мерседес бенц" или...
– Ну, хватит, – прервал Чарли, – я пришел в сортир, а не на лекцию об иностранных машинах.
Дверь ванной комнаты открылась, и из нее вышел худощавый мужчина в очках, на ходу застегивая молнию.
– Там кто-нибудь еще есть? – спросил его Хейз.
– Что?
– Есть кто-нибудь в ванной?
– Нет, – ответил мужчина в очках. – Разумеется, нет. А кто там еще должен быть со мной? – Он помолчал и потом возмущенно спросил: – А вы кто такой?
– Из компании по водоснабжению, – ответил Хейз. – Просто проверяю, все ли в порядке.
– Вон оно что. – Мужчина помолчал. – Ну и как, все в порядке?
– Да, все прекрасно, спасибо.
Он в последний раз окинул взглядом спальню. Никого – ни Дарси, ни Джоунза. Он уже направлялся вниз, когда со двора донеслись громкие радостные крики. В первую минуту Хейз решил, что рабочие нашли на участке нефть.
Потом до него дошло, в чем дело.
– Приехали! – кричал кто-то. – Приехали!
И в тот же момент джаз-банд Сэла Мартино грянул «Се грядет голубица».
Хейз влился в поток гостей, заструившийся из дома. Из нижней спальни валом повалили женщины. Ребятишки с визгом и хохотом высыпали на веранду, выходившую во двор, стремясь первыми увидеть жениха и невесту. Тяжело вздохнув, Хейз дал себе слово никогда не жениться.
Когда он наконец пробился на веранду, он увидел Кристин, беседующую с Сэмом Джоунзом.
– Так-так-так, – сказал он, – вот так сюрприз. Где ты был, Джоунзи?
– А что, кто-нибудь искал меня?
– Нет, просто интересуюсь.
– А-а. Да так, гулял тут вокруг, – ответил Джоунзи.
Хейз посмотрел на него с любопытством, не скрывая своего недоверия.
Ребята Сэла Мартино уже в третий раз наяривали «Голубицу». Пианист попытался сделать модуляцию в другой тональности, но не смог, и музыка, разбившись на нестройные всплески, умолкла. Растерянно моргая, он посмотрел на Мартино. Тот, отсчитав «раз-два-три», яростно взмахнул тромбоном. Музыканты заиграли «Дай назову тебя любимой».
Церемониймейстер, которого предоставила фирма, вылетел на танцплощадку и распорядился, чтобы Томми пригласил Анджелу на танец. Но Томми в подсказках не нуждался.
– Шафер! – выкрикнул распорядитель. – Подружка невесты!
– Простите, – извинился Джоунзи и побежал к танцплощадке, представлявшей собой прямоугольный деревянный помост, окруженный со всех сторон длинными столами, накрытыми белыми скатертями. Он подхватил подружку невесты, а церемониймейстер, сияя улыбкой, начал соединять в пары остальных: Тони и Луизу Карелла, Стива и Тедди, и всех-всех-всех, на ком был смокинг или вечернее платье. Оркестр со скрипом съехал на мелодию «Всегда», церемониймейстер просиял еще больше и, выдернув Анджелу из объятий Томми, передал ее Джоунзи, а Томми соединил с подружкой невесты, которую тот принял с несколько принужденной улыбкой. Молодежь начала меняться парами. Оба с выступающими вперед животами, в танце закружились Тони Карелла и его невестка.
Луиза Карелла оказалась в объятиях сына.
– Ну как, мам? – спросил Карелла. – Ты счастлива?
– Да, Стиви. Церемония была замечательная. Тебе тоже надо было венчаться в церкви.
– Ну, не начинай сейчас.
– Ладно-ладно, тоже мне атеист.
– Я не атеист.
– Но в церковь же ты не ходишь.
– Я по воскресеньям работаю.
– Не всегда.
Оркестр сумел каким-то образом благополучно смодулировать на «Юбилейный вальс». Церемониймейстер жестом пригласил остальных присутствующих присоединиться к танцующим, и они пара за парой стали просачиваться на танцплощадку. Томми вежливо, но решительно передал подружку невесты Джоунзи, а сам притянул к себе свою невесту. Вдруг какая-то высокая рыжая девица в зеленом шелковом платье, которое сидело на ней так плотно, словно ее облили зеленой краской, вырвалась из рук своего, партнера и закричала:
– Стив! Стив Карелла!
Карелла обернулся. Даже при желании польстить он не смог бы сказать, что голос у рыжей был особенно мелодичный. Он разнесся по танцплощадке с силой ядерного взрыва, Тедди Карелла, танцевавшая со своим свекром, случайно обернулась как раз в тот момент, когда рыжая обвила шею Кареллы руками и смачно чмокнула его в губы.
Карелла растерянно заморгал.
– Стив, – вскричала рыжая, – ты что, не узнаешь меня? Я Фей, ты что, не помнишь?
Однако было похоже, что у Кареллы что-то заело с памятью. И у самой Фей, наверно, тоже что-то заело, потому что ее руки все еще были сцеплены у него на шее. Зеленое платье, помимо того что так облипало ее фигуру, было еще впереди с глубоким, даже весьма глубоким, вырезом. Из-за плеча девушки Карелла увидел, как мимо них проплыла в танце Тедди с его отцом. На ее лицо набежала морщина.
– Я... я... – бормотал он, запинаясь, – что-то не совсем...
– Нью-Джерси! – подсказала девушка. – Флемингтон, свадьба! Неужели не помнишь? О, как мы с тобой танцевали!
Карелла припомнил свадьбу, которая была сто лет назад. Господи, ему было тогда, наверное, восемнадцать, и там действительно была стройная рыжая девушка лет семнадцати с пышной грудью, и он протанцевал с ней всю ночь, и звали ее Фей, и... о господи боже мой!
– Привет, Фей, – сказал он кисло.
– Пойдем! – скомандовала Фей. – Потанцуй со мной! Вы ведь не против, миссис Карелла?
– Нет, – ответила Луиза, – но... – и она кинула обеспокоенный взгляд на Тедди, которая на другом конце площадки изо всех сил вытягивала шею, чтобы видеть, как развиваются события.
Фей притянула Кареллу к себе, обхватила его за шею левой рукой (при этом ему в ноздри ударил опьяняющий запах ее духов) и прижалась щекой к его щеке.
– Стив, как ты жил все это время? – спросила она.
И Карелла ответил:
– В браке.
На другом конце площадки Бен Дарси неожиданно вклинился между Томми и Анджелой. Томми от удивления продолжал еще какое-то время удерживать свою невесту.
– Ну же, – сказал Бен, улыбаясь, – не жадничай.
Томми изящно поклонился и передал Анджелу Бену. Некоторое время они танцевали молча. Потом Бен спросил:
– Счастлива?
– Да.
– Любишь его?
– О да, – ответила Анджела. – Да, да!
– Я ведь когда-то надеялся... ну, ты знаешь.
– На что именно, Бен?
– Анджела, мы ведь все время были вместе, когда росли.
– Да, я знаю.
– Ты как-то сказала, что любишь меня.
– Я помню. Но мы были такими детьми, Бен.
– Я любил тебя, Анджела.
– Бен...
– Я не встретил ни одной такой девушки, как ты. Это ты знаешь?
– Наверное, скоро начнут подавать еду. Может быть, нам лучше...
– Ни одной такой же красивой, такой же умной, такой же ласковой и волнующей, как...
– Бен, прошу тебя!
– Извини, Анджела. Просто... я когда-то думал, что это будем мы.
Ведь это могли быть мы с тобой, понимаешь?
– Люди растут, меняются, Бен.
– Анджела, ты как-то сказала... несколько лет назад... когда ты впервые встретила Томми... я, помню, позвонил тебе, и ты сказала, что между нами все кончено. Ты помнишь?
– Да, Бен. Помню.
– Ты не должна была кончать это так, по телефону. Ты не должна была – после всего, что мы друг для друга значили.
– Прости, Бен. Просто, наверное... я хотела, чтобы между нами не было недомолвок. Разрубить все. Одним ударом. Без этих длинных, затянутых...
– Я знаю, знаю. Пусть так, я не обижаюсь. Но... когда я говорил с тобой по телефону, я сказал, что, если... у тебя почему-либо сорвется с Томми, я всегда буду ждать тебя. Ты помнишь?
– Да, помню.
– И ты еще сказала: «Хорошо, Бен. Я буду держать это в уме». Ты помнишь, что ты это сказала?