После третьего года в Canadian Rep мне снова предложили присоединиться к Стратфордскому Фестивалю — играть роли молодых парней. На этот раз я принял предложение. Стратфордский Фестиваль начался так: некий канадец по имени Том Паттерсон, живший в маленьком городе Стратфорде, Онтарио, замыслил нечто необычное — он собрался создать в Стратфорде театр, набрав канадских актеров, и поставить в нем все классические пьесы. Поэтому он поехал в Англию и сумел-таки убедить сэра Тайрона Гатри, тогда считавшегося одним из величайших театральных режиссеров мира, что тот должен поехать в Стратфорд и возглавить театр.
Так и случилось. Гатри привез с собой в Стратфорд несколько ведущих дизайнеров и актеров Англии. Алек Гиннес сыграл главную роль в первой постановке — и Стратфордский Фестиваль почти тут же заработал репутацию великолепнейшего классического театра в Северной Америке.
Я собрал все свои пожитки — и это не преувеличение — в багажник подержанного «Моррис Минора», купленного мне отцом, и двинулся навстречу ярким огням Торонто. «Моррис Минор» был чем-то средним между очень маленькой машинкой и ничем. По пути в Торонто при сильном ливне я переезжал мост; и как только я его проехал, появился шестнадцатиосный грузовик. Вода, извергшаяся из-под его передних колес, понесла меня в обратном направлении. Сила грузовика и воды чуть было не вынесла меня с моста в то, что, судя по всему, должно было быть рекой Оттавой. И я тогда еще подумал, что, если бы эта машинка упала в реку, от меня бы точно ничего не осталось. Никаких следов моего присутствия на этой земле, кроме горя моих отца и матери. В сущности, у меня не было друзей, кому бы я был небезразличен, ни подружек, с которыми мог бы завязать какие-либо отношения, и никаких достижений. Это была ужасающая мысль, показавшая в итоге, как немного я оставил после себя в Монреале. Она напомнила мне строчку из Макбета: «Повесть, которую пересказал дурак: в ней много слов и страсти, нет лишь смысла» (перевод Ю. Корнеева).
В Стратфорде мы представляли три пьесы в сезон, с мая по сентябрь. Мы репетировали первую пьесу и, пока она шла, начинали репетировать вторую. Те же самые актеры работали во всех трех пьесах. Я был одним из полдюжины молодых актеров труппы, и мы соперничали друг с другом за роли. Главным образом, мы были актерами второго плана, обычно мы были хором. Получение нескольких строчек считалось достижением. Мы все жили под страхом Бога, принявшего в Стратфорде человеческое обличье в лице Тайрона Гатри. Гатри был легендой в Англии. Все великие актеры либо поклонялись, либо, по меньшей мере, уважали его. Когда он приехал в Канаду, люди, серьезно относящиеся к театру, чувствовали, что горизонт двинулся в нашу сторону. Мы трепетали при виде его, этого великого человека, снизошедшего до нас, чтоб укутать нас своей мудростью.
Гатри был шести футов шести дюймов, с огромным животом и ястребиным носом. Сам театр был немного больше, чем большая ниша в земле, покрытая огромным шатром. Мы стояли на сценическом пандусе внизу этой ямы, когда открывался откидной полог шатра и к нам врывался солнечный свет; и в этом ослепительном сиянии появлялся Тайрон Гатри. Вот это настоящий выход! И он стоял там и объявлял своё решение: «А ты будешь играть роль…»
Это было как гипноз: «Да, я буду играть роль…».
Тайрон Гатри был не столько учителем — он не давал кучу инструкций; прочитать строчку и интерпретировать ее значение ты должен был самостоятельно. Но он был мастером в стратегии, в продюсировании экстраординарного театра и создании незабываемых представлений на сцене. Я помню, как однажды он положил руку мне на плечо и серьезно сказал: «Билл, расскажи мне о Методе игры». Я? Должен разъяснять Метод игры сэру Тайрону Гатри? Я начал рассказывать то немногое, что читал о нем: как актер может превращаться в персонажа и чувствовать, как эмоции прорываются сквозь…
После того как я закончил объяснять всё, что знал, он спросил: «Почему они не думают о прекрасном закате?»
Я понял, что это был не столько вопрос, сколько предложение. Он напомнил мне, что в прекрасном закате есть намного больше замысла, чем просто в попытке воззвать к каким-либо эмоциям. И что актер не должен быть так сильно зациклен на совершенстве техники, чтобы забыть о лиризме и красоте всего, что происходит вокруг.