Такое хладнокровие было необходимо для прямых эфиров. В одном шоу я участвовал в перестрелке. Актер, который должен был стрелять в меня, подошел слишком близко, и когда он выстрелил, учебный патрон, сделанный из воска, попал мне прямо под глаз. Было чертовски больно, но я продолжал играть. Продолжать несмотря ни на что — вот что должен делать актер. Помимо боли у меня начал расти огромный кровяной волдырь, большое красное пятно прямо под глазом. И оно всё росло и росло, становясь больше и больше. Это был жирдяй среди волдырей. Он был прямо как клоунский нос, прилипший к моему лицу, постепенно приобретающий глубокий темно-красный оттенок. Конечно, я не знал этого, я же не видел своего лица, но это было единственное, на что только и могли смотреть другие актеры. И они смотрели на него с большим удивлением, на этот гигантский красный мяч для гольфа, растущий на моем лице. То была детективная история, но они не могли выговорить и пары строчек, чтоб не впасть в полнейшую истерику. И естественно, поскольку другие актеры глазели на мое лицо и не могли перестать смеяться, я очень сильно засмущался. Я попытался опустить глаза, что, конечно, было невозможно, но что хуже всего — это заставило и телезрителей дома потупить взор. Красный волдырь стал гвоздём всей программы. Но как-то мы прошли через это. Мы всегда через всё проходили несмотря на некоторые трудности.
Для стареющих кинозвезд, пытающихся продолжить карьеру, работая на ТВ, самой сложной задачей было запоминание своих реплик. В кино от них требовалось запомнить всего лишь несколько строчек на время съемки дубля, и если они их забывали, то камеры останавливались и сцена снималась заново. Но здесь-то было прямое вещание, здесь нельзя было вернуться назад. Полу Муни требовался наушник, потому что он не мог запомнить даже трех предложений. Я играл одну из главных ролей вместе с Бертом Ларом в пьесе под названием «Школа жён» (The School for Wives), это была адаптация Уолтером Керром комедии Мольера, поставленная для «Омнибуса». Берт Лар! Трусливый Лев собственной персоной, великий комик-пародист! Сидней Люмит был режиссером. Для меня это было так волнующе, впрочем, как и для всей команды. Мы все очень переживали за него, мы бы не хотели видеть, как он сражается с этой новой для него средой. Когда он в первый раз пришел на репетицию, мы все затаили дыхание, каждый из нас готов был помочь. Но он даже не заглянул в свой сценарий. Он выучил каждое слово. Поэтому, пока мы продирались сквозь первое чтение, он уже шлифовал нюансы. Что ж, это было великолепно. На следующий день мы выучили уже немного больше, а Берт Лар забыл пару слов. Чем ближе и ближе мы подбирались к дате эфира, тем больше и больше текста мы знали, а он забывал целые страницы. И чем больше он нервничал, тем больше забывал. К тому времени, как мы вышли в эфир, он забыл практически всю пьесу, и кончилось тем, что мы выдали экспромтом большую часть комедии Мольера. Уверен, что там точно были телезрители, которые смотрели эту пьесу и удивлялись, почему они никогда прежде не слышали в ней таких строчек.
Одной из причин, почему я пользовался спросом, было то, что я очень быстро заучивал слова. Годы в Канаде, когда мы каждую неделю ставили новую пьесу, не прошли даром. Только однажды у меня действительно была проблема. Я работал в двухсерийном эпизоде «Никакой смертельной медицины» (No Deadly Medicine) для «Студии Один», в котором играл доктора, пытающегося спасти репутацию пожилого врача, больше не способного к оказанию безопасной медицинской помощи. Ли Джей Кобб играл того пожилого врача. Когда-то Кобб был, возможно, самым уважаемым актером в Америке. Он исполнял главную роль в оригинальной постановке «В ожидании Лефти», той пьесе, в которой и я как-то участвовал, играя в зале для митингов коммунистической организации. Он создал образ Вилли Лома в бродвейской постановке «Смерть коммивояжера» (Death of a Salesman). И он был номинирован на «Оскар» за роль второго плана в фильме «В порту» (On the Waterfront). Каждый серьезный актер трепетал перед ним. И вот я играю вместе с ним главную роль. Это была очень важная роль в моей карьере. И тот факт, что Ли Джей Кобб принимал участие в этом двухсерийном телеэпизоде, сделал это поистине знаменательным событием, и мы знали, что у нас будет огромная зрительская аудитория. В одной из сцен мне нужно было просто пройти по съемочной площадке. Я сделал три шага и внезапно вспомнил слова Бэзила Ретбоуна «от тридцати до пятидесяти миллионов человек смотрят…». И это ошарашило меня: от тридцати до пятидесяти миллионов человек смотрят, как я иду!