Согласно словам Шатнера, почечный камень был таким большим, что «вы бы захотели носить его на пальце. Если бы вы подвергли его чрезвычайно высокой температуре, он мог бы стать бриллиантом…»
Хотя такое начало было бы, несомненно, забавным, оно отдает чем-то легкомысленным. Вместо этого мне пришло в голову, что вступление должно быть вдумчивым, оно должно быть о моей жизни. И нигде я не был так откровенен, говоря о своей жизни, как при цитировании слов, написанных Дэвидом Е. Келли для персонажа, которого я играю в «Юристах Бостона», Денни Крейна:
Вечер: Крейн и Шор сидят на балконе офиса Крейна.
КРЕЙН
Алан Шор верит, что у человека есть душа. Пиши — пропало.
ШОР
А ты в это не веришь? Думаешь, это всё, что есть? Если это так, то мы зря…
КРЕЙН
Я зря ни секунды не потратил. Я доволен своей жизнью. Всей.
ШОР
Но зачтётся ли там хоть что-то из нее?
КРЕЙН
Знаешь старый анекдот, Алан? Человек подходит к вратам рая, видит мужика, важно расхаживающего в костюме в полоску, с портфелем и сигарой, и спрашивает Святого Петра: «Это ещё кто?» Святой Петр отвечает: «А-а, это Бог. Думает, что он — Денни Крейн».
ШОР
А что бы ты сделал, Денни, если б однажды встретил Бога?
КРЕЙН
Наверное, пригласил бы его порыбачить.
На какой-то короткий отрезок времени мне показалось, что это наилучшее начало для книги. А потом я подумал, пусть Денни Крейн напишет свою собственную книгу! И наконец меня осенило! Вот то, что могло бы стать уникальным и прекрасным началом:
Вам не хочется платить за эту книгу по полной цене? Хорошо, не надо. Можете купить столько экземпляров, сколько захотите, — назовите цену! Да-да, именно так. Вы назначаете цену, которую готовы заплатить. С Прайслайн. ком всё так же просто. Вот так.
Такое начало книги было бы и забавным, и правильным, ведь очень многие знают меня по моим работам в качестве представителя различных компаний, таких как Priceline.com. И если бы мы также смогли продать побольше копий этой книги, что ж, я не думаю, что в издательстве «Сант-Мартин» стали бы возражать. А если бы еще мой агент должным образом обратился в Priceline, то они, наверное, даже захотели бы купить права на вводный параграф этой книги. По дешёвке, разумеется.
Но возможно, будет слишком бестактно начинать автобиографию подобным образом, решил я. Неужели это именно то, что я хотел бы подчеркнуть в своей жизни или карьере? Да и стала бы Priceline мне чего-нибудь платить? В общем, такое начало я тоже отверг.
А затем до меня дошло — не нужно мне никакого начала. К тому времени, когда вы дочитаете до этого места, вы поймете, что автобиография уже началась. И это так похоже на мою карьеру — я оказываюсь в середине творческого пути, прежде чем понимаю, что он давно начался.
В первый раз, когда я попал на сцену, я заставил зрителей плакать.
Позвольте мне обозначить особенность этой книги. Я буду рассказывать все смешные случаи до определенного предложения — ключевой фразы. А дальше вы сможете додумывать их сами.
Мне было шесть лет, и я ходил в Rabin’s Camp, благотворительный летний лагерь для евреев, управляемый моей тётей и расположенный в горах к северу от Монреаля. Я хотел заниматься боксом — дубасить людей казалось забавным, — но тётя настояла, чтобы вместо этого меня взяли в пьесу под названием «Уинтерсет» (Winterset). Мне досталась роль маленького мальчика, вынужденного покинуть свой дом из-за прихода в город нацистов. В кульминационной сцене я должен был прощаться со своей собакой, ведь, возможно, я никогда ее больше не увижу. Собаку играл другой мальчик, одетый в костюм из раскрашенной газеты. Мы показывали пьесу в родительский выходной, а зрители состояли в основном из людей, спасшихся от нацистов, большинство из которых все еще имели близких, пленённых в гитлеровской Европе. Очень многие из них побросали всё, что имели, — и вот я на сцене говорю «прощай» своей маленькой собачке.
Я плакал, зрители плакали, все плакали. Помню, что, выходя на поклон, я видел, как люди утирали слёзы. Помню тепло отца, обнимавшего меня, пока люди говорили ему, какой у него замечательный сын. Просто представьте, какое впечатление это произвело на шестилетнего ребенка! У меня была способность довести людей до слёз. И за это я получал одобрение.
Во мне всегда было что-то, что жаждало играть, жаждало внимания довольной аудитории. Моя старшая сестра вспоминает, что за несколько лет до моего дебюта в лагере мама брала нас обоих в город. Я частенько убегал, и они нервничали, ища меня, — а я счастливо отплясывал перед шарманщиком.