— Платить-то думаешь? Третью корзину таскаю…
— Потом, потом, — ответил Жестянщик.
Но билетерша продолжала идти рядом. Мы хорошо знали ее скандальный характер и пошли следом за ними, чтобы ничего не прозевать. Но нас ожидало полное разочарование: скандала не произошло. У выхода за ограду Жестянщик достал из бокового кармана пиджака бумажку и, сжав ее в кулак, сунул в руку билетерше.
В этот вечер Жестянщик ушел с концерта не один. А на другой день он вместе с балериной исчез из города.
Жестянщик вернулся через месяц…
Я и Витька ждали Сашку на углу Базарной улицы. Сашка опаздывал. Никто из нас никогда не опаздывал. Мы стояли и ругали его последними словами. Наконец Сашка появился и издали сообщил:
— Имею новость…
— Наплевать на твою новость. Почему опоздал? — спросил Витька.
— Нет, вы видали? Я бегу сообщить им новость, а ему на нее наплевать. Он еще не знает, на что плюет, но уже плюет.
— Сашка, не трепись, — сказал я. — Почему опоздал?
— Сообщаю: вернулся Жестянщик.
— Врешь? — спросил Витька.
— Новость из первых рук. Источник самый авторитетный.
Мы не поверили Сашке. У него все новости были из «первых рук» и из «самых авторитетных источников». На этот раз авторитетным источником была Сашкина мама.
— Проверим? — спросил я у Витьки.
— Я уже проверял, — сказал Сашка.
— Ничего, теперь мы проверим, — сказал я.
Мастерская была за углом. Мы подошли и заглянули в дверь. Жестянщик стоял за верстаком в своем комбинезоне. Он принимал работу, долго и мелочно торгуясь с пожилой женщиной.
— Ну как? — спросил Сашка. — А это видали?
Сашка вытащил из кармана газету: в хронике сообщалось, что после короткого перерыва балерина возобновила свое феерическое турне по городам Кавказского побережья.
Мы простили Сашке его опоздание. Жестянщик был нашим личным врагом. Почему — мы не знали. Он ничего плохого нам не сделал, и мы никогда не сказали с ним ни одного слова. Но он все равно был нашим врагом; мы это чувствовали и презирали Жестянщика за его двойную жизнь.
Особенно непримиримо Жестянщика ненавидел Витька. Открытых столкновений между нами не было, но Жестянщик, наверно, догадывался о нашей ненависти к нему. Как только мы встречали его с какой-нибудь женщиной, Витька не мог удержаться, чтобы не сказать:
— Есть же паразиты. В городе примуса негде починить, а они гуляют…
Ни разу не выдал себя самозваный капитан ни взглядом, ни движением головы. Нам очень хотелось идти за ним и разоблачать. Мы просто мечтали об этом. Но, говоря откровенно, мы боялись незрячих глаз Жестянщика и его тяжелых рук. Наверно, поэтому мы ненавидели его еще больше.
В прошлое лето мы часто видели Жестянщика на пляже с молодой и очень красивой женщиной. Потом случайно встретили ее в городе одну: она выходила из галантерейного магазина. Витька шагнул к ней навстречу и загородил дорогу.
— Человек, с которым вы бываете на пляже, обманывает вас, — сказал Витька и ужасно покраснел, потому что женщина смотрела на него зелеными глазами и улыбалась.
— Как же он меня обманывает? — спросила она.
— Он не тот, за кого себя выдает…
— Милый вы мой, для женщины это не худший вид обмана. Я знаю, что он не капитан, но какое мне до этого дело?
Витька вернулся к нам красный и злой. Женщина смотрела на нас и смеялась.
— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — громко сказал Сашка, и мы ушли, гордые и непонятые. Женщина смеялась, и смех ее преследовал нас по крайней мере два квартала.
Мы, конечно, не подозревали, что и на нас бездумно-веселая жизнь курорта с детства оказывала свое влияние. Я, например, до тринадцати лет разгуливал по городу в плавках и в этом первобытном наряде чувствовал себя на городских улицах свободно и просто, как, очевидно, чувствуют себя туземцы в Африке. Так продолжалось до тех пор, пока на меня не обратила внимание одна молодая женщина. Я пил газированную воду, а она проходила мимо с мужчиной. Они тоже остановились у киоска напиться. Я ловил краем глаза их отражение в стекле витрины. Женщина кивнула на меня своему спутнику и сказала:
— Посмотри на этого мальчика — живой Аполлон…
Я был достаточно сведущ в мифологии, чтобы понять лестное для себя сравнение. Какое-то мгновение я разглядывал собственное отражение и вдруг увидел в стекле глаза женщины. Она улыбнулась. Мне было жалко оставлять недопитую воду, и я допил ее, но уже без всякого удовольствия. В стекло я больше не смотрел, но все равно знал, что женщина на меня смотрит. Я поставил на стойку стакан и побежал. Я бежал до самого дома, и это привычное расстояние показалось мне необыкновенно длинным. Я старался не смотреть на прохожих, стыдясь своей наготы.