Пакую принадлежности для личной гигиены. И еще какие-то мелочи. И я ненавижу эту синюю спортивную сумку, в которой сейчас сконцентрированы следующие дни. И попутно я прошу Гретхен: „Уйди сама, уйди сейчас, уйди, пожалуйста…“, но она снова толкает меня в районе пупка и всё, что я могу – это лишь глубоко вздохнуть. Да и то – больно. Слёзы у меня уже закончились. Осталась лишь тупая игольная боль в сердце…
Среда, 29 августа 2018 года. Остался 1 день.
Завтра.
Какая идиотская, какая страшная вещь в моем случае – надежда! Которая перечёркивает все факты, которая не гаснет, а в кромешной тьме, сгустившейся вокруг меня, мерцает, будто недобитая лампочка в тёмном переходе.
Ночью мне снилось невозможное. Мы приезжаем в М. На узи – доктор Вебер, но не такой, как на видео-конференции и даже выглядит совсем иначе. Он сыпет добродушными шутками и показывает на мониторе: „Вот, смотрите, всё у вашей дочери нормально, она развивается по срокам. Ножки – вот, ручки – вот; всё, как надо. Вот голова; всё здоровое, всё у вас вообще отлично. А что прошлые разы параметры плохие были – так это просто врачи некомпетентные, не рассмотрели, как следует. Мне очень жаль, что они вас так напугали. Можете пожаловаться на них, если хотите… Ребёнок просто небольшой, но и такое бывает – ведь и вы невысокого роста… Вставайте. Вот ваш материнский паспорт. В следующий раз на приём – через неделю для контроля, договоритесь в вашим гинекологом о дате.
Мы с Сенькой смотрим друг на друга и смеёмся.
–А…! – говорит Сеня и удивленно чешет затылок, а затем улыбается мне, – значит, по старому плану! А я ведь чувствовал, что всё не так плохо…
–Она родится! Родится! Она родится в декабре! – я готова петь, танцевать и кричать от счастья… и тут я просыпаюсь…
Мой материнский паспорт – первое, что бросается мне в глаза. Маленькая книжечка, которую я, уже приняв окончательно свою незапланированную (о, почему я так называла ее сначала!?) беременность, обернула в красивую обложку с нарисованным на ней оленёнком. Я решила, что сегодня обязательно снова наделаю кадров и может быть даже сниму кадры о чем-то хорошем, потому что со дна, на котором я нахожусь уже сейчас, путь может быть только наверх.
На телефон я снимаю свой материнский паспорт, лежащий возле кровати. Рядом – моя любимая чашка, голубая в белый горошек, мне подарил её когда-то давно Сенька. За окном – прохладное утро конца августа и мне так хочется вернуться в свой сон – хоть вой… Я прячу телефон, накрываюсь с головой одеялом и действительно тихо вою от невозможности хоть что-нибудь изменить. В углу покоится ненавистная мне синяя сумка с уже собранными вещами. Еще там лежит пакет с подарками для мальчиков – для них мы рассказываем легенду о том, что едем навестить больного друга. Гриша сочувственно расспрашивает Сеню, как поживает дядя Артур. Кстати, Артур – это реальный человек. Он, правда, не в М., а гораздо ближе – в соседнем городе, это бывший коллега по работе, тоже журналист. Он уже год находится в вегетативном состоянии, в коме. Увидеть, жив ли он, можно только по глазам. И еще по поведению аппаратов… Совсем недавно, до всего этого ужаса, мы навещали его, я ходила вместе с Сенькой. Артур лежит в палате и каждый час приходит медсестра проверять и поворачивать его, чтобы не было пролежней. Артур подключён к аппаратам, мигают лампочки и попискивают приборы. Раньше Артур был увлеченным мотоциклистом, принимал участие в мотогонках – это его и сгубило. Его девушка не смогла выдержать такого испытания и всё реже появляется в больнице. Сейчас вот я вспоминаю этого беднягу Артура и думаю – а сказал ли бы он спасибо за такую не-жизнь? Хотел бы он стать таким вот „овощем“ и проживать дни свои неподвижно и в полной зависимости от медицинского персонала? А ему всего лишь тридцать шесть, он ещё очень молодой и был привлекательным мужчиной и талантливым в своем деле… и снова к нашей Гретхен – хотела бы она себе такую, такую полную ограничений и боли жизнь? Вопрос, очень сильно связанный, конечно, с этикой, но в ней я не очень сильна. Потому я решила сделать так, как чувствую правильным.