Когда после похорон мы зашли домой, то первое, что попросили Гриша и Миша – это еще раз посмотреть фотографии сестрички.
–Какая она маленькая и странная, – сказал Гриша, – и вся красная, почти чёрная. Мама, – он тронул меня за плечо, – ты плачешь, что ли? Опять плачешь?
Я кивнула. Слёзы снова начали течь, они текли сейчас от любого слова, просто текли.
–Мама, почему ты плачешь? – не унимался Гриша.
–Я по ней соскучилась, – выдавила я из себя, – смотри, как было бы хорошо – Гриша, Миша и Маргарита, Гретхен.
–Я тоже по ней скучаю! Мама, смотри, Миша…
Мишка только что зашел вместе с Софией Михайловной. В руке был надутый гелием небольшой оранжевый шарик.
–Представляешь, – начала рассказывать свекровь, – прямо возле подъезда к нашему Мишке подошла девочка – и молча подарила ему этот шарик! Мишка сиял. А мне почему-то стало слегка не по себе.
Я понимала, что сейчас может показаться всё, что угодно и допускала это.
А потом, вечером, я написала длинное письмо родителям Никиты. Я не знаю, ответят ли они мне и, возможно, я поступила глупо, но я решила, что буду им помогать. Буду каждый месяц переводить небольшую сумму на их счёт. Как только сама вернусь на работу. Мне не положен отпуск, я начну снимать уже на следующей неделе, так будет лучше всего.