Но смолчал.
На балконе он приостановился и крикнул:
- Отец, до свидания. Я поехал.
Из дальнего конца двора, оттуда, где рос картофель, отец что-то сказал в ответ, но мы не расслышали.
Журчала вода в огороде. Где-то лаяли собаки. Рубен пошел к воротам. Вслед за ним и мы тоже вышли на улицу и молча проводили его до речки.
Еще не доходя до речки, у одного из домов вдруг появилась старушка Мармар-азл.
- Амас, Рубена провожаешь? - спросила она.
- Мармар-ази, и когда ты спишь, ночь ведь скоро? - вместо мамы ответил Рубен.
Старушка больше ничего не сказала.
У моста Рубен остановился.
Мама обняла его и расцеловала.
- Там в чемодане шелковый платок...- сказала она. - В прошлом году в сельмаге купила. Отдашь невесте. Импортный. Думаю, понравится.
Брат только как-то особенно улыбнулся и, не знаю почему, пятерней взъерошил мне волосы.
Он никогда раньше так не улыбался и никогда не делал такого с моими волосами.
- Зажигалка тебе не понадобится? - спросил я.
- Нет, зачем мне.
- Хочешь - возьми. Она и правда помогает,- сказал я.
- Не стоит, - ответил Рубен.-Я уже решил все трудные вопросы.
- Как ее звать? - полушепотом спросил я.
- Не забудь налить в зажигалку бензин,- словно не расслышав меня, сказал Рубен.- В шкафу, в маленьком пузырьке. Только будь осторожен...
- Не хочешь сказать, как ее зовут?!
Мама стояла в сторонке. То и дело стирала ладонью слезу со щеки, но я был уверен, что она сейчас радуется и даже счастлива, что ее сын будет жить в городе. Шутка ли, несколько месяцев в Лусашене все только об этом и будут говорить...
- Наринэ ее зовут! - сказал наконец Рубен.
- Хорошее имя,-похвалил я.
- Правда? - обрадовался Рубен.- Ну, я пошел. Счастливо оставаться.
Немного погодя он исчез во тьме. Собаки еще полаяли, и скоро опять стало тихо.
В Ереване есть театр, есть неоновые рекламы, кафе и... такси...
Там всюду асфальт.
И после дождя люди не увязают в глине.
В Лусашене тоже будет асфальт. Пройдут годы, пока лусашенцы привыкнут ходить по асфальту, пока человек изменится...
Рубен Пахлеванянц уехал, чтоб стать горожанином.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ И лето кончается. Что нужно, чтобы остаться удивительным человеком. Тодрос и Вар дик. Как тайники становятся местом паломничества. До свидания, Натанаел.
В небе сгрудились клубы неподвижных облаков. Лежа на спине, я не мигая смотрел вверх, на голубизну огромного пространства. И вдруг перед моими глазами заплясали странные искры, падающие с солнца прямо на землю. Вернее, это были какие-то очень маленькие, шарики. Они неожиданно появлялись, медленно проплывали и столь же внезапно таяли, исчезали...
Голоса ребят слышались откуда-то издалека. Они, как приливы морские, то набегали, то отказывались - то были похожи на гудение насекомых, то на гул трактора.
- Надо же, какое синее небо! Как ты думаешь, в Мексике оно тоже такое?
- В Мексике - не знаю,- сказал Каро.- Но в Австралии точно такое.
- Откуда тебе известно?
Каро не ответил.
- Откуда ты знаешь? - снова спросил я.
- Знаю, и все,- сказал Каро.- Знаю лучше, чем аборигены.
- Ну уж...
- Потому что они заняты охотой на кенгуру и смотреть на небо им некогда. Они это делают только вечером, когда сидят вокруг костра. А вечером небо там совсем другое. У них и звезды да небе другие... Вместо Большой и Малой Медведиц они видят Южный Крест.
- Очень жаль,- сказала Нвард.
- И правда, жаль, - согласился Сероб.- А солнце там тоже другое?
- Солнце везде одинаковое.
Я повернулся на бок, лицом к ребятам.
- Что-то Ната не видать.
- Придет,- сказала Нвард.
Лежа я видел только купол монастыря.
- Каро, а страшно было? - стотысячный раз спросил Сероб.
- Так, чуть шекотало,- пожал плечами Каро.
- А сейчас не болит?
- Нет, только иногда щекотно.
Сероб обиженно умолк. Он очень хотел знать, как чувствует себя человек на операционном столе, потому что при каждой встрече с Каро ему казалось, будто у него тоже приступ аппендицита.
- А скоро лето кончится...- с сожалением проговорила Нвард.
- Да! - вздохнул я.- И ты уедешь.
- Куда я уеду?
- В город.
- Зачем?
- Затем, что все уезжают. Брат вот уехал. И Натанаел тоже, наверно, завтра уедет. Здесь ведь даже в магазинах не продают молока в бутылках. А ты каждый день должна пить молоко.
- Ну, это не главное,- сказала Нвард.
- А что же главное?
- Папина работа. Люди очень быстро привыкают к новым условиям. И здесь им уже неплохо. Только вначале было трудновато. А сейчас папа наконец-то снова начал исследования. Это очень важно для него.
- Конечно,- согласился я.- Главное - это работа.
- Тигран,- прервал наш разговор Каро,- ты когда видел Ната?
- Вчера вечером. Он просил всех собраться здесь сегодня. Сказал, что в последний раз хочет видеть нас вместе. Перед отъездом.
- И почему он уезжает? - с огорчением сказал Сероб. - Мы только наконец привыкли к нему, и вот уже уезжает.
- Уезжает потому, что кончается лето. И через несколько дней начнутся занятия, - объяснила Нвард.
- Но Нат же не учится? - пожал плечами Рыжий Давид.
- Он удивительный человек,- сказал Каро.
- Хороший человек,- поправил я.
- Хороших людей мало. А удивительными бывают только единицы, - уточнила Нвард.-Вот вы, например!
- Мы? - поразился Каро.
- Не веришь?
Я верил. Действительно, мы - удивительные люди.
- И ты, Нвард, удивительная, - сказал я.
- Может быть. Мама всегда, когда сердится на меня, говорит, что я удивительная девочка.
- Правильно говорит. Именно потому, что удивительная, ты целых десять дней не выходила из больницы,- не удержался я.
- А почему тебя это сердит? - спросила Нвард.
- Ничуть и не сердит, Просто странно, что нас через десять минут выставляла вон, а сама усаживалась и сидела там часами. И о чем вы говорили столько времени?
- Да она все утешала Длинного Акопа, - сказал Каро.
- Он тоже удивительный человек? - съязвил я.
- Когда-то был удивительным. А сейчас просто хороший,-сказала Нвард.-Вырастая, удивительный человек часто что-то теряет и становится просто хорошим человеком.
- Мы тоже что-нибудь потеряем? - насторождлся Сероб.
- Не все. Вот ведь Нат не потерял.
- А мы? Мы потеряем?
- Не знаю, - пожала плечами Нвард. - Никто не знает.
- Я бы хотел всегда быть удивительным человеком.
- И будешь! -Это сказал Нат.-Постарайся не разучиться мечтать, и все будет как надо.
Нат стоял над нашими головами и улыбался.
Вокруг было голубое, безграничное лебо, в котором неподвижно висели клубы белых облаков.
- Мечтатели всегда делают что-то большее, чем обыкновенные хорошие люди. Мечтатели живут и в сегодняшнем дне и в завтрашнем.
- Как это? - не поверил ушам Сероб.
- Вроде тех людей, которые семьсот лет тому назад спрятали в пещере сундук с рукописями. Они жили в то время, но и сегодня живет их мечта, то, что они сделали.
В то время...
Это было семьсот лет тому назад. А может, вчера?.. Или даже сегодня?..
И было то же самое солнце, то же небо, на котором разостлались те же звезды, те же созвездия - Большая и Малая Медведицы...
Все, все было таким же: монастырь, пригорок, долина, речка. Только Лусашен не такой был: вместо двухэтажных каменных домов и улиц лепилось всего несколько домишек; кривые тропки тянулись во все концы, а дорог, какие теперь, и в помине не было.
Что и говорить, другие времена.
С рассветом выходили в поле крестьяне с деревянными плугами. Они пахали и пели песню пахаря. Песня эта дошла до нас...
Тяжелые, трудные .были времена...
...От монастырей доносился перезвон колоколов. Тревожный этот звон докатывался к подножию гор, к близким и дальним селам.
В песнях сельчан тех дней тоже были тревога и напряженность; . в ловких движениях ковровщиц, устраивающихся под вековыми тутовыми деревьями, в плавной походке девушек, несущих воду из родников, во всем была тревога...