Вечером мы втроем устраивались в одной двуспальной кровати. Поздно ночью mamma возвращалась домой и перекладывала Розалину на матрас: она была самой маленькой и спала крепче всех. Утром, проснувшись на полу, Розалина начинала хныкать и пыталась забраться к нам под одеяло.
Мы ютились в двух загроможденных вещами комнатушках – спальне и гостиной, где я готовила на газовой горелке обед. Мылись и ходили в туалет в общей с соседями комнате в конце коридора. В тесной квартирке было вечно темно и сыро. Наверное, в другой части города мы смогли бы найти что-нибудь более приличное, но mamma даже слышать не хотела о переезде.
– Мы живем в Трастевере – в самом сердце Рима, – говорила она. – Зачем нам куда-то переезжать?
Маме нравился лабиринт узких улочек, высокие терракотовые дома с дверными проемами в виде арок, увитые ползучими растениями стены, живописные уличные часовни, развешенное на веревках белье, старуха, каждое утро выползавшая на крыльцо погреться на солнышке и полущить горох, мужчины, которые ставили прямо на мостовой складные столики и добрую половину дня резались в карты и переругивались. Она обожала сам дух Трастевере.
По воскресеньям мы с мамой ходили на утреннюю мессу в старинную церковь на Пьяцца-ди-Санта-Мария. К началу мы опаздывали, поэтому проскальзывали внутрь как можно тише, садились на заднюю скамью и устремляли взгляд на яркие мозаики над алтарем, видневшиеся в конце длинного коридора из колонн. Mamma прятала свои блестящие, цвета полированной меди волосы под платок и скромно закалывала платье у горла. Во время молитвы она склоняла голову и закрывала глаза. Задолго до окончания службы mamma поднимала нас с места и, прижав палец к губам, выводила из церкви. И только много лет спустя я поняла, почему: ей не хотелось ставить в неловкое положение знакомых мужчин и давать их женам пищу для размышлений.
Едва мы оказывались на площади, как mamma стягивала с головы платок и сразу становилась сама собой.
– Ну что, девочки, в какое кафе пойдем? – весело спрашивала она. – Серафина, сегодня ведь твоя очередь выбирать?
В воскресенье нам разрешалось сидеть рядом с мамой в тени солнечных зонтиков или в кабинке рядом со стойкой и заказывать все, что душе угодно. Куда пойти, мы выбирали по очереди. Розалине нравилось кафе на Пьяцца-ди-Санта-Мария: вокруг фонтана обычно бегали дети, и ей было с кем поиграть. Кармела предпочитала экспериментировать. Ну а я, как знала вся семья, любила местечко в конце узкого переулка, которое хранило особый дух старины.
По воскресеньям mamma нас баловала: заказывала глубокие вазочки с мороженым и целые горы сладостей. Пока мы ели, она медленно прихлебывала эспрессо и курила. Mamma часто покупала в киоске на площади журнал «Конфиденце» и, перелистывая страницы, отпускала едкие замечания по поводу кинозвезд, на фотографии которых мы трое глядели во все глаза.
– Вы только посмотрите на эту Софи Лорен. Ну и нос! Острый, еще и ноздри слишком большие. Ну а Джина Лоллобриджида? Хорошенькая, спору нет, но вечно какая-то растрепанная. – Она пригладила собственные волосы. – С такими-то деньгами могла бы сделать прическу и поприличнее.
– Тебе тоже надо стать кинозвездой, mamma, – сказала Розалина с полным ртом, уплетая сливочный cornetto[3]. – Ты в сто раз красивее синьоры на картинке.
Mamma рассмеялась и нежно ущипнула мою младшую сестренку за щеку:
– Ты хочешь, чтобы я стала знаменитой, cara?[4]
– А можно и мне стать знаменитой? И Кармеле с Серафиной? – спросила Розалина.
– Думаю, можно. Почему нет?
– Тогда да, хочу! – решила Розалина.
Заметку в колонке сплетен нашла Кармела.
– Ой, тут что-то о Марио Ланца. – Она наморщила лоб, старательно разбирая слова. – Кажется, он приезжает в Рим!
– Дай я посмотрю!
Как и Кармеле, чтение давалось мне с трудом. Водя пальцем по строчкам, я медленно прочла:
– «По слухам, Марио Ланца собирается сняться в фильме «До свидания, Рим». Съемки пройдут в Италии. Ланца приезжает к нам из Америки вместе с женой Бетти и четырьмя детьми…» Ой, а внизу страницы – фотография! Правда, они замечательно смотрятся вместе?
Mamma разглядывала фотографию очень долго: возможно, она представляла себя в стильном, как у Бетти, пальто с присборенными рукавами, рядом с Марио и четырьмя идеальными детьми в костюмчиках одного цвета.
Я ждала, когда же mamma сделает какое-нибудь ехидное замечание, но, похоже, придраться было не к чему.
– Mamma, а мы сможем его увидеть? Попросить автограф? – Кармела всегда притворялась, будто равнодушна к Марио Ланца, однако новость взволновала и ее. – Вдруг мы услышим, как он поет, раз он остановится в Риме?