Да, нелегкие были времена. Смутные. Его становление, как личность. Похороны родителей. Переосмысление жизни и приоритетов. Маленькая растерянная сестренка с вечно влажными от непролитых слез аквамариновыми глазками.
Они остались вдвоем.
И да, восемнадцатилетний Зареченский точно знал, любовь – яд. Она не делает человека счастливым. Она его убивает.
Устраивало ли его такое восприятие мира и отношений? Абсолютно. Комфорт и удобство – вот главное, что должно быть. Остальное – выдумка, иллюзия.
Болезнь.
Кстати, про Дину. Черт, он, кажется, забыл сообщить ей о случившимся.
Выругавшись вслух, потянулся за айфоном.
– Что?
Игнат мгновенно почувствовал изменение в настроении Зареченского. Иногда начальник службы охраны Михаилу напоминал зверя. По крайней мере, чутье у него было точно звериное. А ещё взгляд – недобрый, опасный, сканирующий. Он прекрасно владел множеством психологических техник, в том числе и нейролингвистическим программированием и, по мнению Зареченского, был одним из самых опасных людей, которых он знал.
Иметь такого врага – врагу не пожелаешь.
– Забыл позвонить Дине.
– Где она сейчас у тебя?
– Где-то в Калмыкии.
– Там связь есть?
– Сейчас узнаем.
Он набрал вызов и принялся ждать ответа.
– Да, Мишунь, привет.
Только сестре позволялось называть его разными уменьшительно-ласкательными именами, и, в зависимости от настроения сестренки, он мог быть Минькой, Мишей, Мишуней, Мишаней. Иногда его подобное злило, чаще забавляло.
Дина… Она же такая мелкая. Забавная. Родная. Смешная. Она его семья.
– Привет. Не спишь?
– Разбудил, – сонный девичий голос вызвал легкую улыбку на лице Михаила.
Он скучал по своей немного сумасбродной сестренке.
– Извини. Я с не особо хорошими новостями. Слышала, возможно, у нас теракт в Москве. Пострадала Настя.
Тишина в трубке неожиданно насторожила Зареченского. Он ожидал более активной реакции сестры.
– С ней всё хорошо?
– Уже да.
– А с ребенком?
– По нему у врачей нет нареканий. Ни разу мне не сказали, что с ним плохо или происшествие как-то могло отозваться на его развитии. Зато меня удивляет твоя реакция, Дин. Я ожидал охов и ахов.
И снова в трубке образовалась недолгая тишина.
– Миш, я тебе ничего говорить не буду. Уже говорила… Настя и ты… Ваши судьбы вроде бы и соединены, но…
Она замолчала, а Зареченский откинулся на кресло и закатил глаза. Всё-таки его сестренка сумасбродка. И откуда в ней взялась вся эта паранормальная чушь? Нет, чтобы окончить приличный университет, подтянуться к бизнесу или хорошо, он даже согласен на другой сюжет. Пусть она, как и большинство девушек её положения, сутками бы пропадала по бутикам да ночным клубам с элитными тусовками. Так нет же, повело её в какую-то непонятную степь.
И в Калмыкию она подалась тоже за специфическими знаниями.
– Дина, не хочу об этом, – он дотронулся пальцами до переносицы и потер её. Усталость, как обычно, накатила неожиданно. – Сама как?
– Ты где? В больничке сейчас?
Она проигнорировала его вопрос.
– В городской квартире.
– А почему не в больничке? – в голосе сестренки послышались недовольные, осуждающие нотки.
– Настя под присмотром врачей.
– Ты должен быть с ней.
Дина ещё не знала, что они находятся на стадии развода. Михаил ничего не говорил. Ни к чему раньше времени расстраивать сестру.
– За ней приглядывают врачи.
– Миш, – она сделала очередную паузу, которая очень не понравилась Зареченскому. – Я прошу тебя – поезжай к ней. Ты ей сейчас очень нужен.
– Она спит.
Он соврал и глазом не моргнул.
Меньше всего ему нравилась перспектива провести ночь у кровати предательницы-жены.
– Поезжай, пожалуйста. Сделай это ради… меня.
– Дина…
– Миш.
– Черт!
– Не ругайся.
– Да я…
Он оборвал себя, проведя рукой по волосам.
Единственный человек, который без зазрения совести и без последствий мог манипулировать им и вить из него веревку, была сестренка. Эта мелкая заноза, упрямая до ужаса и настойчивая до беспредела. Если что-то вбивала себе в голову, всё, не отступиться, пока не добьется своего. Он был таким же, но их различие заключалось в том, что он порой не гнушался грязными методами игры, всё-таки большой бизнес налагал определенные правила поведения, Дина же, напротив, настаивала, но всегда руководствовалась моралью. Для неё мораль и человеческие принципы были на первом месте. И он считал, что это правильно. Пусть не он, так она в их семье будет правильной, хорошей и обязательно счастливой.