А тебе она это позволяет? — Тон стал более издевательским. — То есть бьюсь об заклад, незнакомец, ты много всяких задниц лизал так и эдак, но взаправду тебе когда-нибудь приходилось? Или малютка Энни только другим такое позволяет? Да откуда тебе и знать, а? В том-то ваша беда — вас, слюнтяев. Задаетесь, что понимаете цыпочек. А я еще не встречал цыпочку, которой требуется понимание, то есть не когда альтернатива — что ее оттрахают выше головы. Ну да продолжай, понимай цыпочек, а я продолжу их трахать.
В бассейне за спиной Быка на поверхности возникла еще одна мерцающая задница. На этот раз она осталась там в подвешенном состоянии на несколько секунд, и когда у Грэма отвалилась челюсть, ягодицы влажно раздвинулись. Грэм со своей подставки для чистки сапог поглядел на Быка, который высунул кончик языка и облизал губы. Грэм кинулся на Быка, но ковбой резким поворотом бедер пропустил его мимо себя, в тот же момент пинок сапогом в бедро заставил его изменить направление и ухнуть в бассейн. Хотя обычно он плавал хорошо, вода оказалась настолько вязкой, что он продвигался в замедленном темпе. Наконец несколько минут спустя он обеими руками ухватился за край бассейна. И уже приготовился выкарабкаться из воды, как на его лицо упала тень, а пальцы правой руки придавил сапог.
— Эй, незнакомец, — Бык сплюнул на него, — ты все еще околачиваешься на моей собственности? Думал, тебя давным-давно выгнали. Когда я говорю, давай отседова, значит, давай. — Тут он взял свой бокал пина-колады и выплеснул молочную пену в лицо Грэма.
Грэм проснулся в темноте. Кончики пальцев его правой руки были зажаты между матрасом и рамой кровати. На подушку у него натекло изо рта, и лицо было мокрым от собственной слюны. Пижамные штаны плотно обмотали ему ноги, и к своему удивлению он обнаружил у себя эрекцию.
Он ни на секунду не подумал, что она могла позволить подобное. И уж конечно, не с объемистым псевдоковбоем вроде этого. Но откуда вам знать, кем прельщалась ваша жена, прежде чем прельститься вами? Начать с того, что женщины часто поддаются по самым странным причинам вроде жалости, и вежливости, и одиночества, и злости на кого-то третьего, и, мать-перемать, ради чисто сексуального наслаждения. Грэм иногда жалел, что не испробовал поддавания по разным причинам.
На следующий день, пока его мозг официально разбирался с законом Бонара, Карсоном и Ольстерскими волонтерами, он так и эдак рассматривал вопрос о Быке. Сны же не могут быть правдой, ведь так? На то они и сны. Предположительно существуют вещие сны — шаману явилось видение потопа, и он увел племя в холмы; да и в пределах его собственной культуры — разве перед собеседованиями об устройстве на работу вам не снятся сны, предостерегающие вас против неудачных опытов? Так почему бы не существовать снам, вещим задним числом? Куда более правдоподобная концепция, если на то пошло. Он ведь легко мог что-то воспринять от Энн на сублимированном уровне, а затем его мозг мог решиться и сообщить ему эти новые сведения тактично во время сна. Почему бы и нет?
Конечно, Бык его сна совсем не походил на Быка „Гремучки и рубинов“. Во сне он был агрессивным неотесанным типом, в фильме — одним из прирожденных джентльменов прерий. Ни та, ни другая ипостась, оптимистически предположил Грэм, для Энн никакой привлекательностью не обладала, но ведь обе они ложные — одна существовала на экране, другая — у него в мозгу. На что был похож реальный Бык Скелтон (и, для начала, как его зовут по-настоящему)? И, быть может, именно этот Бык понравился Энн?
Потерпев фиаско, мозг Грэма практически без всякого подталкивания обратился к грезам о мести. Сначала он утопил ковбоя в бассейне, полном пина-колады, — последние пузыри из затопленных легких Быка были неразличимы в пышной пене на поверхности бассейна. Затем он подкупил кого-то подбросить гремучую змею под копыта лошади Быка в ту секунду, когда он проезжал мимо гигантского кактуса. Жеребец вздыбился, сбросил Быка, а тот непроизвольно ухватился за кактус, и два гигантских шипа тверже стали проткнули его кожаные брюки и пронзили его яйца, будто оливки в коктейле.
Впрочем, наилучшей оказалась заключительная месть. Что-что, а манера Быка обращаться с очками-хамелеонами», особенно его доводила. Ему не нравились люди, которые носят «хамелеоны» для утверждения своей личности, однако он испытывал несколько чопорную, но активную враждебность к «хамелеонам», как таковым. Он не одобрял неодушевленные предметы, обретающие собственную жизнь, целящие образовать в мире четвертое сословие вслед за людьми, животными и растениями. Эта мысль выбивала его из колеи, даже пугала.