— Детка, серьезно, поторопись, нахрен. Мы уже опаздываем! — кричу я через холл в сторону спальни.
— Придержи своих чертовых лошадей, Тревор! — орет она в ответ, заставляя меня улыбнуться.
— Ты действительно собираешься заставить нас опоздать на репетицию собственного предсвадебного ужина?
— Если бы ты перестал меня доставать, я бы уже была готова, — снова кричит она в ответ, заставляя меня смеяться. Я подхожу к холодильнику, достаю пиво, открываю крышку и смотрю на Лолли, которая наблюдает за мной, ожидая угощения, которое, как она знает, я ей дам. Я наклоняюсь над стойкой, поднимаю крышку банки с угощением, слушая, как Лолли пытается хвостом пробить дыру в полу. — Ты должен хотя бы отдать ей команду, когда даешь угощение, чтобы она знала, за что получает его, — говорит Лиз. Я поднимаю голову, и мой член мгновенно становится твердым. Рот открывается, и желудок сжимается при виде ее. Темно-синее кружевное платье полностью облегает фигуру, квадратный вырез декольте показывает ложбинку. Ее длинные светлые волосы струятся по плечам и груди. Рукава длинные, до запястий, а подол доходит до середины бедра, привлекая внимание к ее длинным ногам.
— У тебя есть что-нибудь под ним? — спрашиваю я, оглядывая ее с ног до головы. Мой взгляд падает на ее туфли: высокие, ремешки, обернуты вокруг лодыжек, и каблук, который я хочу почувствовать на своей заднице позже вечером.
— Да, но выглядит так, как будто под ним ничего нет.
— Не знаю, стоит ли мне выпускать тебя из дома в таком виде.
— Что?
— Каждый мужчина, который увидит тебя, будет представлять тебя обнаженной под этим платьем.
— Ты единственный, кто получит меня голой, — улыбается Лиз.
— Подойди ко мне.
— Я здесь, — говорит она, вынимая вещи из одной сумочки и перекладывая в другую, даже не глядя на меня.
— А я хочу, чтобы ты была здесь, — перегибаясь через стойку, хватаю ее за руку и притягиваю к себе.
— Что ты делаешь?
— Смотрю, что у тебя под этой штукой, — отвечаю я, оглядывая ее и замечая, что под кружевом действительно есть какая-то сетка, точно такого же оттенка, как и ее кожа.
— Теперь доволен? — смеется она.
— Пока нет, есть еще кое-что. — Я тяну вверх подол ее платья, оголяя бедра и попку.
— Что ты делаешь?
— Я хочу посмотреть, что я получу сегодня вечером. — Я смотрю на кружево цвета ню, которое заканчивается под пупком и демонстрирует ее ягодицы.
— Ты получишь свою руку, приятель. — Она гладит меня по груди. — Сегодня вечером я остаюсь у своей мамы, помнишь?
Черт, я и забыл об этом.
— Кто придумал эту дурацкую традицию?
— Не знаю, — пожимает плечами она, поправляя платье на бедрах.
— Ты не бросишь меня сегодня вечером, пока я не попробую тебя на вкус, так что тебе нужно придумать, как это сделать, иначе твоя мама разозлится, когда я появлюсь в ее доме и скажу ей, что мне нужно съесть киску ее дочери перед сном, иначе я не смогу заснуть. — Я вижу, как ее щеки становятся ярко-розовыми, когда она таращится на меня.
— Ты не посмеешь.
— О, разве? — Я ухмыляюсь. Я бы не стал говорить именно так, но я бы пришел к ее матери, чтобы получить свою ночную закуску.
— Тревор.
— Разберись с этим, детка.
— Я уверена, что одну ночь с тобой все будет в порядке, — говорит она, и румянец на ее щеках темнеет, спускаясь вниз по шее.
— Эта киска моя. У меня нет причин обходиться без нее. — Мы оба смотрим друг на друга, ее глаза темнеют, дыхание учащается, и я знаю, что Лиз возбуждена. — Тебе что-то нужно? — спрашиваю я, мой голос звучит немного грубее, чем обычно. Я наблюдаю, как она оглядывается вокруг, а затем сжимает колени вместе. Движение почти незаметное, но такое выразительное.
— Да, не принесешь ли ты мою дорожную сумку? Она все еще на кровати.
— Не проблема. Почему бы тебе не подождать в машине? Я буду через минуту. Кстати, — говорю я, подхватывая ее на руки и заставляя кричать. — Сначала я отнесу тебя. Я не хочу, чтобы ты ходила по щебенке в этих туфлях. — Лиз проводит пальцем по моей нижней губе, как она всегда делает, прежде чем расслабиться в моих руках, пока я несу ее к машине. Когда мы, наконец, попадаем на репетиционный ужин, мы прекрасно проводим время, окруженные людьми, которые много значат для нас. Мы разговариваем и делимся историями, наши мамы сделали слайд-шоу о том, как мы росли, и хотя я вижу печаль в глазах Лиз на фотографиях, сделанных после смерти ее отца, я могу сказать, что она никогда не позволяла этому удерживать ее. И я пообещал себе, что каждый день буду пытаться заставить ее улыбнуться. И что бы ни случилось, она будет знать, как сильно ее любят.