— Я уверена, вы не будете возражать, а для мальчика это будет настоящий праздник, — объяснила Джоанна. — Понимаете, родители Жана очень бедны и не могут вывозить его на природу. Приходится ему сидеть в душной комнате все лето. День на свежем воздухе — божий дар для него.
Странно, но все это не испортило Иву настроения. Он не расстроился даже когда ему пришлось отказаться от обеда в интимной обстановке в уединенной таверне на берегу реки, из-за того, что Жан уже почти заснул. Ив тогда еще не понимал, что впервые за свои двадцать шесть лет получил удовольствие, доставив радость кому-то другому.
Сейчас, дожидаясь, пока Жанин снимет грим, и оглядываясь на двенадцать месяцев их знакомства, он признался себе, что с самой первой встречи по-настоящему не верил, что она согласится на такие отношения, какие он с веселой беспечностью привык завязывать с другими девушками. Может быть, в глубине души он даже был рад этому. Совсем не сразу он сделался таким галантным. Сначала он домогался ее своими проверенными способами, а мысль о женитьбе до поездки в Штаты не приходила ему в голову. Только оказавшись за тысячи миль от нее, Ив понял, как ему не хватает Жанин — не только как интересного собеседника или будущей возлюбленной, но как неотъемлемой части его жизни, как человека, которого он хотел бы всегда видеть рядом.
Пока Ив предавался воспоминаниям, Джоанна думала об англичанине по фамилии Карлайон. Как он нашел ее? И зачем?
— Ты что-то невесела, mignonne. Я надеялся, ты обрадуешься, — прервал молчание Ив. Потом, вспомнив, что она не ответила на его поцелуй, когда в гримерную вторгся незнакомец, добавил: — Жанин, что тебя тревожит? Ты беспокоишься о том, как тебя примет моя семья?
Джоанна взяла косметическую салфетку и сложила ее в подушечку.
— Нет… нет, дело не в этом, — тихо ответила она.
— А в чем же, ma mie[4]? — настаивал Ив.
— Я… я не знаю, как тебе сказать, — запинаясь, произнесла она. — Понимаешь, дело в том, что… что я не могу выйти за тебя замуж, Ив.
Он удивленно воззрился на нее. Он и подумать не мог об отказе. Если бы она сказала, что рухнула Эйфелева башня, он был бы поражен меньше. Он был уверен, что она любит его, и кроме того он ведь был Ивом де Мансаром, одним из самых завидных женихов во всем Париже. Даже будь он толстым, лысым и уродливым, его богатство и положение в обществе все равно сделали бы его одной из самых выгодных партий. А благодаря своей красоте, уму и обходительности Ив стал не только завидной дичью для честолюбивых мамаш, но и предметом воздыханий их романтично настроенных дочек. То, что он предложил руку и сердце девушке, поющей в кабаре, и тем самым пренебрег самыми строгими канонами общества, было удивительно само по себе. А отказ — это было просто неслыханно!
— Но… почему? — спросил он наконец.
У Джоанны задрожали губы. Ей не хотелось причинять Иву боль, но другого выхода не было.
— Из этого ничего не выйдет, Ив, — как можно мягче сказала она. — Во-первых, неизвестно еще, как твоя семья и твои друзья воспримут это… впрочем я уверена, они будут в ужасе. А во-вторых, мы просто не подходим друг другу.
— Но почему? — потерянно повторил он. — Почему, Жанин?
Она опустила голову.
— Потому, что я не люблю тебя, mon cher. Я думала, ты это знаешь. Я и подумать не могла, что у тебя… у тебя могут возникнуть серьезные намерения на мой счет.
Наступило неловкое молчание. Потом Ив невесело рассмеялся.
— Ну, конечно! Как же ты могла подумать? — обиженно сказал он. — У человека с моей репутации не может быть благородных намерений. Я же Ив де Мансар, известный повеса и ловелас!
Горечь в его словах заставила Джоанну вздрогнуть.
— Ты же знаешь, что я так не думаю, — запротестовала она. — Сначала, может быть, и думала, но только сначала.
Горькая гримаса не покинула его лица.
— Все равно, ты считала, что я не способен на настоящее чувство, — мрачно заметил он.
Джоанна опустила голову. Машинально она разорвала салфетку в клочья.
— Разве я ошибалась? — тихо спросила она.
Ив дернул щекой, но потом откинулся на спинку кресла и сказал ровным голосом:
— Нет, дорогая, ты была совершенно права. Я и сам понял это только несколько дней назад. Наверное, это и называется иронией судьбы. Многие годы я шарахался от таких отношений, которые могли перерасти во что-то более серьезное. Теперь ситуация переменилась. — Он наклонился вперед и взял ее руки в свои. — Ты и вправду чувствуешь так, как говоришь? Может, ты притворяешься, будто не любишь меня, опасаясь, что наш брак сочтут мезальянсом?