— Понятно, — медленно произнесла она. — Вы, похоже, очень наблюдательны. Обычно мужчины не замечают такие детали. — Взглянув на часы она добавила: — Мне пора. Уже почти час.
Он нахмурился.
— Значит вы отказываетесь даже думать о поездке в Англию?
— Отказываюсь. Прошлое должно оставаться прошлым, мистер Карлайон. Не стоит ворошить старое. Вы видите: я сама устроила свою жизнь и намерена за нее держаться. Для меня вашей семьи просто не существует.
Карлайон положил руку на ключ зажигания, но так и не повернул его.
— Неужели вы так бессердечны? — спросил он.
Джоанна пожала плечами.
— Когда сам зарабатываешь себе на жизнь, нельзя расслабляться… особенно при моей работе.
— Понятно. Но мне кажется, вы уже добились успеха.
— Успех дается нелегко, — с горечью заметила она. — Если хочешь достичь больших высот на сантименты не остается времени.
— А когда вы их достигнете? Что тогда? — спросил он с любопытством.
— Найду себе богатого мужа и буду наслаждаться покоем до конца дней своих, — бодрым тоном ответила Джоанна. — Мне кажется, я не понравилась бы миссис Карлайон. Я совсем не похожа на воспитанных английских девушек.
Лицо Карлайона помрачнело.
— Ладно… Если уж нет надежды достучаться до ваших человеческих чувств, я предложу вам условия, которые наверняка вас заинтересуют, — резко оказал он. — Сколько вы хотите? Какова ваша цена, мадемуазель? Во сколько вы оцениваете поездку в Англию со мной?
Его презрительные интонации заставили Джоанну покраснеть от негодования. Она уже готова была ответить в том же духе, но сдержалась. У Карлайонов принято считать, что все могут решить деньги, раз уж другие средства не действуют. Когда-то дед тоже пытался откупиться от Майкла.
— Сколько вы можете себе позволить? — с усмешкой спросила она.
— Называйте сумму. Я заплачу.
Гнев вскипел в душе Джоанны. «Неудивительно, что ее отец ненавидел всех Карлайонов», — с презрением подумала она. Но лицо ее было совершенно невозмутимо, когда она спросила:
— Сколько времени продлится мой визит?
— Все зависит от того, как долго вы сможете скрывать свое истинное лицо. Я не хочу, чтобы ваша бабушка поняла, что она напрасно из-за вас терзалась.
— О, не беспокойтесь, я достаточно хорошая актриса. Две недели будет достаточно?
— Думаю, да, — сухо ответил он.
— Тогда, за двухнедельный ангажемент мой гонорар составит пятьсот фунтов, помимо прочих расходов, конечно.
Джоанна не верила, что он примет ее слова всерьез. Пятьсот фунтов за двухнедельную поездку в Англию! Такое не лезет ни в какие ворота. Пусть даже это гроши для него — гордость Карлайонов не позволит согласиться на такие дикие условия. С тайным удовольствием Джоанна ожидала возмущенного отказа.
Карлайон повернул ключ зажигания.
— Хорошо, — спокойно сказал он, — Пять сотен и все расходы. Отправляемся завтра утром.
Джоанна оторопела.
— О, нет… подождите… — начала она.
Машина уже набирала скорость.
— Вы уже опоздали на пять минут на вашу встречу, но даром это время не потратили, — насмешливо сказал он. — Я позвоню вам вечером и сообщу, в какое время я заеду за вами. Паспорт у вас в порядке, надеюсь?
— Да, но…
— Отлично. Боюсь, вам не удастся взять с собой более двух чемоданов, но в Мерефилде большой гардероб вам и не потребуется. Это, конечно, вполне современный городок, но тамошние женщины довольно консервативны в одежде.
— Но я еще не решила ехать, — возразила Джоанна.
Карлайон быстро глянул на нее и язвительно усмехнулся.
— На карту поставлены пятьсот фунтов. Думаю вы недолго будете колебаться. Вы успеете все обдумать за ленчем.
Джоанна еще раздумывала, что бы ему ответить, когда машина остановилась у ресторана, и швейцар в ливрее открыл перед ней дверцу.
— Идите. Я позвоню вам в восемь, — решительно сказал Карлайон.
Прежде чем она успела возразить, машина отъехала.
Тем, кто его не знал, Гюстав Юго казался безобразным, даже отталкивающим. Когда Джоанна впервые ощутила его пристальный взгляд — тогда она выступала в довольно непрезентабельном кафе на левом берегу Сены и отчаянно мечтала уйти оттуда — ее даже передернуло от отвращения. Даже когда она узнала, что этот человек — знаменитый Гюстав Юго и убедилась, что он всерьез намерен ей помочь, ей пришлось перебарывать в себе инстинктивную антипатию. Постепенно она узнала, что тучное тело и грубые черты лица ни в коей мере не отражают характер. Он был не только одним из лучших театральных агентов в Париже, обладавшим исключительным чутьем на новые таланты, но и одним из самых обходительных и образованных мужчин.