Зная, что от Гюстава все равно ничего не утаишь — а он ухе знал всю историю ее жизни — Джоанна рассказала ему о том, что произошло. Но по какой-то причине, непонятной ей самой, она ни словом не упомянула о деньгах, которые предложил ей Карлайон.
К удивлению Джоанны, Гюстав даже обрадовался.
— Так почему бы тебе не поехать? — спросил он, энергично взмахнув рукой. — Если ты будешь искренна сама с собой, то признаешь, что тебе очень любопытно взглянуть на незнакомых родственников. У тебя есть причины для неприязни, но подсознательно тебе хочется самой оценить их. Когда ты с ними познакомишься, твое любопытство будет удовлетворено, и прошлое перестанет давить на тебя. — Гюстав выпил глоток коньяка. — Кроме того, у тебя будет отличная возможность познакомиться с английскими обычаями перед дебютом в Лондоне, — добавил он.
— Но, Гюстав, ведь он хочет, чтобы я ехала уже завтра, — запротестовала Джоанна.
— Ну и что? Тебе долго собираться? Надо лишь отказаться от поездки в Бретань. А что касается твоего выступления в Лондоне, то я уверен, что у этих Карлайонов есть телефон… или я сообщу тебе все письмом. В любом случае я сам еще раз поеду в Лондон, чтобы все организовать.
— Вот как? Ну, тогда это совсем другое дело. Я буду абсолютно спокойна, если ты будешь там, — облегченно сказала Джоанна.
— Значит, ты согласна поехать с этим англичанином? — спросил Гюстав.
Джоанна кивнула.
— Пожалуй… если ты считаешь, что мне стоит поехать.
Гюстав Юго похлопал ее по руке.
— Не волнуйся, малышка. Не съедят же они тебя. А сейчас мне пора возвращаться в контору. Тебя подвезти?
— Нет, спасибо, я лучше пройдусь.
— Я думаю, есть один человек, которого огорчит твой отъезд, — как бы между прочим заметил Гюстав, подписывая счет.
Джоанна удивленно взглянула на него.
— Я имею в виду молодого де Мансара.
Джоанна была поражена. Она не представляла, что агент знает об ее отношениях с Ивом. Наверняка он никогда не видел их вместе.
— Да-да, я знаю, что он проявляет к тебе серьезный интерес, — сказал Гюстав, верно истолковав озадаченное выражение ее лица. — Честно скажу, cherie, я был даже озабочен этим. В отличие от многих, я придерживаюсь мнения, что не всякая известность полезна.
— Ты никогда ничего мне не говорил, — удивленно промолвила Джоанна.
Гюстав усмехнулся.
— Нет, но я сказал бы, если бы возникла такая необходимость. К счастью, вы оба были очень осторожны.
Хотя в его голосе не чувствовалось осуждения, Джоанна все же решила объясниться:
— Нам не к чему было осторожничать, Гюстав. Мы были лишь друзьями.
— Я это знаю, а другие — нет. Тебе ведь ведома его репутация?
— Да. И сначала он мне не понравился, — призналась Джоанна.
— А теперь?
Джоанна колебалась, не зная, стоит ли говорить, что она впредь не намерена встречаться с Ивом. Вместо этого она вдруг спросила:
— А почему ты решил, что я не могу… вступить с ним в связь?
— Потому, что для тебя, mon enfant[7], такие отношения невозможны без любви, а тебе это чувство пока незнакомо. Это, возможно, единственный твой недостаток как артистки.
— То, что я не влюблена? — удивилась она. — Но какое отношение это имеет к работе?
— Прямое, — ответил он. — До тех пор, пока ты не полюбила, ты еще не женщина… самые глубокие чувства тебе незнакомы. Но этот недостаток легко устраним. Может быть, кто-то из твоих соотечественников разбудит в тебе это чувство. Наверное, англичане не всегда бывают такими скучными, какими их принято считать.
Когда они вышли из ресторана, сверкающий лимузин Гюстава ждал их у дверей. Шофер ловко распахнул дверцу машины.
— В следующий раз мы встретимся уже в Лондоне… и приготовься к триумфу, — весело сказал Гюстав. — До свидания, mapetite. Береги себя.
Джоанна протянула ему руку.
— Храни тебя Господь, Гюстав. Кем бы я была без тебя?! — горячо сказала она. И, поддавшись порыву, она нагнулась и коснулась губами его пухлой щеки. Au revoir[8], мой добрый друг.
Гюстав посмотрел ей вслед, потом велел шоферу ехать.
Джоанна так и не узнала, что Гюстав был как никогда близок к волшебному превращению в прекрасного принца.
Джоанна укладывала свои чемоданы, когда мадам Динар позвала ее к телефону. Было ровно восемь часов.
— Ну? Вы решили? — с другого конца города голос Чарльза Карлайона звучав еще более холодно и отчужденно, чем во время их разговора в машине.
Пальцы Джоанны, сжимавшие трубку, дрожали, но ее голос прозвучал так же четко, как и его.